Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками. 1918—1924

В ночь с 15 на 16 декабря Ленина сразил еще один удар, после чего врачи предписали ему полный покой и воздержание от всякой политической деятельности. Ленин отказывался подчиниться¹⁴⁵. Он ощущал, что стоит на пороге полной недееспособности и, вероятно, скорого конца и хотел оставить после себя порядок во всех делах. 22 декабря он попросил Фотиеву достать ему цианистого калия, на случай, если лишится дара речи¹⁴⁶. С подобной просьбой он обращался и к Сталину в начале мая, и в этом факте Мария Ульянова видела доказательство особого его доверия к Сталину[260].

21 декабря, видимо, не доверяя своим секретарям, Ленин продиктовал Крупской дружественную записку Троцкому, поздравляя его с победой в битве за монополию иностранной торговли, достигнутой «без единого выстрела простым маневренным движением». Он убеждал его усилить наступление¹⁴⁷. Содержание этой записки стало тотчас же известно Сталину, получившему подтверждение своим подозрениям, что Ленин и Троцкий объединились против него. На следующий день он позвонил Крупской, грубо отругал ее за то, что она писала под диктовку мужа, нарушая режим, который он, Сталин, установил по воле партии, и угрожал ей разбирательством в Центральной контрольной комиссии. После разговора с Крупской случилась истерика: она рыдала и каталась по полу¹⁴⁸. В ту ночь, прежде чем она успела рассказать Ленину о том, что произошло, его сразил еще один удар. Крупская написала Каменеву, что за все годы в партии никто не разговаривал с нею так, как Сталин. Кто же больше беспокоится о здоровье мужа, чем она, и кто лучше нее знает, что ему хорошо, а что нет¹⁴⁹? Узнав об этом письме, Сталин почел за лучшее позвонить Крупской и принести свои извинения; но, действуя в сговоре с Каменевым, он предпринял дополнительные меры для усиления карантина Ленина. 24 декабря, следуя инструкции Политбюро (Бухарин, Каменев и Сталин), врачи велели Ленину ограничить диктовку 5—10 минутами в день. К надиктованным текстам относились скорее как к личным заметкам, чем как к средству двустороннего общения с вождем: таким изощренным путем можно было закрыть ему доступ к государственным делам и прервать переписку с Троцким. «Ни друзья, ни домашние, — гласила инструкция, — не должны сообщать Владимиру Ильичу ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений»¹⁵⁰. Так, под предлогом заботы о его здоровье, Сталин и его друзья по сути поместили Ленина под домашний арест[261]. Излюбленные Лениным политические приемы дорого стоили ему. Двадцать лет он безраздельно властвовал над своими соратниками, а теперь им, вкусившим власти, не терпелось самим встать у руля. Свой по сути тихий государственный переворот они оправдывали передаваемыми шепотом в партийных кругах разговорами о том, что «старик» неконтактен, почти «умственный инвалид»¹⁵¹. Троцкий вероломно присоединился к заговорщикам. В январе 1923 г. Ленин передал в «Правду» статью, адресованную предстоящему партийному съезду, в которой он выражал беспокойство вероятным расколом в партии и предлагал способы избежать его¹⁵². На совместном заседании Политбюро и Оргбюро обсуждался вопрос о публикации этой статьи, способной вызвать недоумение и ужас у рядовых членов партии, даже не подозревавших о существовании разногласий в рядах руководства. Поскольку Ленин пожелал увидеть выпуск «Правды» со своей статьей, В.В.Куйбышев предложил отпечатать один-единственный экземпляр, чтобы успокоить вождя. В конце концов было решено обнародовать статью без абзаца, где говорилось о том, что на заседаниях Политбюро должны присутствовать представители Центральной контрольной комиссии (ЦКК), которые ни при каких условиях не могут испытывать влияния «личности», в том числе и в особенности Генерального секретаря¹⁵³. В то же самое время руководство разослало в губернские и уездные партийные организации циркуляр, предназначенный нейтрализовать предполагаемый вредный эффект статьи. В письме от 27 января, составленном Троцким и подписанном собственноручно всеми членами Политбюро и Оргбюро, включая Сталина, сообщалось, что Ленин болен и не может посещать заседания Политбюро. Этим объясняется его неосведомленность о реальном положении дел, не дающем ни малейших оснований предполагать раскол в партии¹⁵⁴. Знай Ленин об этом документе, он вполне мог бы повторить слова Николая II, которые тот записал в своем дневнике после отречения: «Кругом измена, трусость и обман!»

В качестве награды за поддержку Сталин в январе еще раз предложил Троцкому место зама в ВСНХ или Госплане. Троцкий вновь отказался¹⁵⁵.