Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками. 1918—1924

«Уважаемый т. Сталин!

Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения»[267].

Крупская тщетно пыталась остановить Ленина от этого шага, убедить не посылать письма — оно было персонально вручено Сталину Володичевой 7 марта, а копии отданы Каменеву и Зиновьеву¹⁸⁴.

Сталин спокойно прочел его и написал ответ (впервые опубликованный в 1989 году), который можно лишь с большой натяжкой считать извинением. Утверждая, что он не хотел наносить оскорблений, а просто напоминал Крупской о ее ответственности за здоровье Ленина, он заключает:

«Если Вы считаете, что для сохранения «отношений» я должен "взять назад" сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя «вина» и чего, собственно, от меня хотят»[268].

На следующий день Ленин продиктовал еще одну записку — ставшую последней в его жизни, — адресованную лидерам грузинской оппозиции (копии Троцкому и Каменеву), где сообщал, что следит за их делом «всей душой», «возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского» и готовит выступление по этому вопросу¹⁸⁵.

Перед Сталиным встала реальная угроза политической смерти. Если учесть, что Ленин заговорил о разрыве, а Троцкий выступал в роли обвинителя, шансы Сталина сохраниться на посту Генерального секретаря были равны почти нулю. Все, однако, было не так плохо: врачи, наблюдавшие Ленина, с которыми генсек находился в постоянном контакте, сообщали, что состояние их пациента ухудшается с каждым днем. Поэтому Сталин решил тянуть время. 9 марта в «Правде» появилось краткое, без всяких объяснений сообщение о том, что очередной съезд партии, намеченный на середину марта, переносится на 15 апреля¹⁸⁶.

Эта уловка оправдала себя. Три дня спустя (10 марта) Ленин перенес сильнейший удар, в результате которого он лишился дара речи — до самой смерти, наступившей 10 месяцев спустя, он мог произносить только такие односложные слова, как «вот-вот» и «съезд-съезд»¹⁸⁷. Врачи — а их насчитывалось 40, включая нескольких специалистов из Германии, — пришли к заключению, что он уже не оправится и не сможет играть активную роль в политике. В мае его переселили в Горки, где в погожие дни он мог сидеть в инвалидном кресле в парке. По сути он стал живым трупом, ведь если он был еще способен понимать смысл сказанного и даже читать, то изъясняться уже не мог. В августе Крупская попробовала научить его писать левой рукой, но результат был плачевный, и от этих попыток пришлось отказаться¹⁸⁸.

В этот последний период своей жизни Ленин, похоже, испытал острейшее разочарование. Проявляя несвойственное ему тщеславие, он искал похвал, ждал, чтобы его убеждали что, каковы бы ни были результаты, он творец истории. Никогда не интересовавшийся мнением окружающих о себе Ленин в 1923 и в начале 1924 года возжаждал панегириков. С видимым удовольствием он ознакомился со статьей Троцкого, в которой тот сравнил его с Марксом, принимал уверения Горького, что без него русская революция не могла бы победить, и похвалы таких его зарубежных поклонников, как Анри Жильбо и Артур Рис Уильямс¹⁸⁹.

* * *