Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками. 1918—1924

К концу того же месяца Григорьев начал, однако, выступать против комиссаров-коммунистов и евреев. Открыто он порвал с большевиками 9 мая, отказавшись повиноваться приказу переместиться со своими силами в Бессарабию для поддержки коммунистического правительства в Венгрии: его бунт нарушил планы Москвы воссоединиться с коммунистической Венгрией и привел к падению этого будапештского правительства²⁵³. Восстав, Григорьев захватил Елизаветград, где издал «Воззвание», призывающее крестьян идти на Киев и Харьков и свергать там Советскую власть. Именно в Елизаветграде его людьми был совершен самый страшный по тем временам погром, настоящая оргия грабежа, убийств и изнасилований, продолжавшаяся три дня (с 15 по 17 мая)²⁵⁴. Григорьев поносил «носатых комиссаров» и поощрял своих людей грабить Одессу, имевшую значительное по численности еврейское население, покуда она «не рассыпется в пух и прах»²⁵⁵. В конце того же месяца банда Григорьева была уничтожена Красной Армией; всего она совершила 148 погромов. Сам атаман расстался с жизнью, попав к Махно, который заманил его на переговоры и приказал убить²⁵⁶. Люди Григорьева, «вдохновленные этим проявлением бандитского искусства, по большей части перешли к Махно»²⁵⁷.

Сразу вслед за гибелью Григорьева волна погромов приостановилась, но затем снова возобновилась и приняла беспрецедентно жестокие формы в августе, когда деникинские казаки и петлюровские украинцы стали приближаться к Киеву, оставляя за собою разруху и опустошение²⁵⁸.

В августе и сентябре, когда Добровольческая армия шла от победы к победе и взятие Москвы казалось неотвратимым, белые утратили последнюю осторожность: им стало все равно, что о них думают в Европе. Продвигаясь на запад и захватывая последовательно Киев, Полтаву и Чернигов, служившие в рядах белых казаки одну за другой одерживали победы и в погромах. Опыт тех летних месяцев, по словам одного историка, продемонстрировал, что там, где речь шла о евреях, было позволительно с полной безнаказанностью давать волю животным инстинктам²⁵⁹. Не предпринималось никаких попыток оправдать эти зверства; в тех случаях, когда оправдание все же требовалось, евреев обычно обвиняли в симпатии к коммунистам, в предательском отношении к белым, на которых они якобы «нападали из-за угла».

Погром, учиненный в Киеве между 17 и 20 октября терскими казаками, унес примерно 300 жизней. Ночь за ночью группы вооруженных людей вламывались в еврейские жилища, грабили, избивали, убивали, насиловали. В.В.Шульгин, монархист и редактор антисемитской ежедневной газеты «Киевлянин», описывает виденное им следующим образом:

«По ночам на улицах Киева наступает средневековая жуть. Среди мертвой тишины и безлюдья вдруг начинается душу раздирающий вопль. Это кричат «жиды». Кричат от страха. В темноте улицы где-нибудь появится кучка пробирающихся "людей со штыками", и, завидев их, огромные многоэтажные дома начинают выть сверху донизу. Целые улицы, охваченные смертельным ужасом, кричат нечеловеческими голосами, дрожа за жизнь. Жутко слушать эти голоса послереволюционной ночи… Но все же это подлинный ужас, настоящая "пытка страхом", которой подвержено все еврейское население»²⁶⁰.

По мнению Шульгина, евреи сами навлекли на себя свои беды, и беспокоился он только, не вызовут ли погромы симпатии к ним.

Самый страшный погром из всех произошел в местечке Фастов, небольшом процветающем торговом центре к юго-западу от Киева, где жило 10 000 евреев; там с 23 по 26 сентября бригада терских казаков под командованием полковника Белогорцева провела нечто вроде нацистской Aktion: не хватало только фургонов со специальными приспособлениями для напускания угарного газа. Вот описание, которое дает очевидец: