Русская революция. Россия под большевиками. 1918-1924

К концу 1920 г. у Антонова было около 8 тыс. бойцов, по большей части конных. В начале 1921 г. он объявил призыв в ряды своей армии, благодаря чему численность ее возросла до 20—50 тыс. человек — точное число спорно. Даже по самым скромным расчетам, оно сравнимо с силами, собранными самыми знаменитыми в русской истории бунтовщиками Разиным и Пугачевым. Организованное по схеме Красной Армии, войско Антонова было разделено на 18 или 20 полков³⁹. Антонов организовал хорошую разведку, наладил сеть коммуникаций, назначил в отряды политических комиссаров и установил строгую дисциплину. Он продолжал избегать открытых столкновений, по-прежнему предпочитая быстрые, внезапные набеги. Центром восстания была юго-восточная часть Тамбовщины, однако оно стремительно разрасталось и перекинулось на соседние Воронежскую, Саратовскую и Пензенскую губернии⁴⁰. Антонову удалось перерезать железнодорожные коммуникации, по которым увозили конфискованный хлеб, и теперь все, что оставалось сверх необходимого его людям, он раздавал крестьянам⁴¹. В контролируемых им районах он разгонял советские учреждения и расстреливал взятых в плен коммунистов, часто подвергая их жестоким пыткам, — число его жертв, по слухам, превышало тысячу человек. Такими методами ему удалось дочиста вымести в Тамбовской губернии все следы советской власти. Однако амбиции Антонова простирались дальше, и он выпустил воззвание к русскому народу с призывом присоединяться к нему и идти походом на Москву, чтобы освободить страну от угнетателей⁴².

Первой реакцией Москвы (август 1920) было решение взять непокорную губернию в осаду. Публично восставших назвали бандитами, действующими по наущению партии эсеров. Впрочем, власти прекрасно знали, как явствует из их служебных документов, что восстание вспыхнуло стихийно и поводом послужило сопротивление продотрядам. Хотя многие местные эсеры поддержали восстание, центральные органы партии отрицали какую бы то ни было свою связь с ним: Бюро эсеров отозвалось о нем как о «полубандитском движении», и ЦК партии запретил ее членам всякое с ним сношение⁴³. ЧК, однако, воспользовалась Тамбовским восстанием для ареста всех эсеровских активистов, до которых сумела добраться.

Когда стало очевидно, что регулярная армия не может справиться, Москва в конце февраля 1921 г. направила в Тамбов Антонова-Овсеенко возглавить полномочную комиссию. Наделенный широчайшими полномочиями, он должен был докладывать обстановку непосредственно Ленину. Но его преследовали неудачи, в большой мере это объясняется тем, что многие красноармейцы под его командованием были сами из крестьян и сочувствовали восставшим. Стало очевидным, что единственный способ подавить беспорядки — это перенести удар на мирное население, поддерживающее восставших, и тем самым изолировать мятеж, а это требовало применения методов неограниченного террора: концентрационных лагерей, расстрела заложников, массовых депортаций. Антонов-Овсеенко запросил разрешения у Москвы и получил «добро»⁴⁴.

* * *

В течение зимы 1920—1921 гг. положение с продовольствием и топливом в городах Европейской части России напоминало ситуацию накануне Февральской революции. Разруха на транспорте и нежелание крестьян расставаться со своей продукцией создали катастрофическое положение с поставками продовольствия; чувствительнее всего снова пострадал Петроград, наиболее удаленный от центров сельскохозяйственного производства. Заводы останавливались из-за нехватки топлива; многие покинули города; те, кто оставался, ездили в деревню выменивать мануфактуру, выданную им бесплатно правительством или вынесенную с предприятий, на провизию, но на обратном пути их ожидали «заградительные отряды», конфисковывавшие всю добычу.

На таком фоне в феврале 1921 г. матросы Кронштадта, «гордость и краса Революции», по словам Троцкого, подхватили знамя мятежа.

Искрой, разжегшей это пламя, явилось распоряжение правительства от 22 января о сокращении на одну треть норм на хлеб в ряде городов, включая Москву и Петроград, на период в десять дней⁴⁵. Эта мера была вызвана нехваткой топлива, парализовавшей движение на многих железнодорожных линиях⁴⁶. Первые протесты стали раздаваться в Москве. На конференции беспартийных металлистов Московской губернии, состоявшейся в начале февраля, раздавались резкая критика экономической политики властей, требование упразднить «привилегии» в нормах для всех без исключения, в том числе работников Совнаркома, и заменить выборочное изъятие продуктов чем-то вроде регулярной подати. Некоторые ораторы призывали к созыву Учредительного собрания. 23—25 февраля многие московские рабочие вышли на забастовку, требуя, чтобы им позволили доставать провизию самостоятельно, помимо официальной системы нормирования⁴⁷. Эти беспорядки были подавлены силой.