Русская революция. Россия под большевиками. 1918-1924

Нэп породил непривлекательный тип дельца, весьма далекий от образа классического «буржуя»¹⁰⁹. Отношение окружающих к частному предпринимательству было таким недружелюбным, а его будущее столь неопределенным, что те, кто рискнул воспользоваться экономическими свободами, не задумываясь о завтрашнем дне, спешили насладиться своим достатком сегодня же. На презрение к ним правительства и общества «нэпманы» отвечали той же монетой. На фоне всеобщей нищеты и голода они утопали в кичливой безвкусной роскоши и нарочито выставляли ее напоказ, без зазрения совести кутили в ресторанах и ночных клубах со своими дамами, щеголявшими драгоценностями и мехами.

Совокупный результат всех мер, обеспечивших развитие новой экономической политики, безусловно положителен, хотя и не ровен по всем показателям. Определить в точности их эффект невозможно, ибо советская статистика в области экономики крайне ненадежна, и ее данные, в зависимости от источника, могут расходиться на несколько сотен процентов. [Так, например, на X съезде партии Зиновьев заявил, что членами «пролетарских» профсоюзов в 1921 г. являются 4,5 млн человек (Десятый съезд РКП(б) Стеногр. отчет. С. 343). Согласно другому советскому источнику, в России в 1922 г. было всего 1,1 млн рабочих (Советское народное хозяйство в 1921-1925 гг. М., 1960. С. 531).].

Положительный эффект сказался прежде всего и главным образом на сельском хозяйстве. В 1922 г., благодаря пожертвованиям и закупкам посевного зерна за границей, а также благоприятной погоде, Россия получила очень хороший урожай. Вдохновленные новой налоговой политикой крестьяне увеличили размеры пахотной земли: площадь, занятая под посевы в 1925 г., сравнялась с 1913 годом¹¹⁰. Производительность, тем не менее, не достигала дореволюционного уровня, соответственными были и урожаи: даже в 1928 г., накануне коллективизации, они оказались на 10% ниже уровня 1913 г.

Рост промышленного производства шел замедленно из-за нехватки капиталов, изношенности оборудования и иных причин, требующих немедленного устранения. Иностранные концессии, на которые так рассчитывал Ленин, сыграли слабую роль, поскольку деловые люди Запада не решались на инвестиции в стране, которая не возвращала займов и национализировала средства производства. Советская бюрократия, враждебно настроенная к зарубежному капиталу, делала все, что было в ее силах, чтобы воспрепятствовать концессиям, прибегая к разным средствам канцелярской волокиты. Да и ЧК, а затем ГПУ сыграли свою роль, расценивая всякую иностранную экономическую деятельность в России как предлог для шпионажа. В последний год нэпа (1928) в Советском Союзе было только 31 действующее иностранное предприятие с капиталом (в 1925 г.) всего 32 млн руб. (16 млн долларов). Большинство их занимались не производством, а эксплуатацией российских природных ресурсов, в особенности леса, где использовалось 85% западного капитала, вложенного в концессии¹¹¹.

Нэп препятствовал всеобъемлющему планированию народного хозяйства, которое большевики считали неотъемлемой чертой социализма. Высший совет народного хозяйства (ВСНХ) отказался от идеи организации экономики и сосредоточился, в меру своих возможностей, на управлении практически бездействующей индустрией посредством кредитов. Государством выдавались кредиты финансовые и сырьевые (в виде сырья и оборудования) — другие необходимые для производства материалы производители могли приобрести на свободном рынке. Вся продукция, сверх необходимого для покрытия расходов, передавалась государству. С целью планирования экономики Ленин в феврале 1921 г. создал новое учреждение, известное как Госплан (Государственная плановая комиссия), первой задачей которого было разработать всеобщую систему электрификации, которая должна была заложить основу будущего индустриального и социалистического развития страны. Еще до нэпа, в 1920 г., Ленин создал Государственную комиссию по электрификации России (ГОЭЛРО), которая в ближайшие 10—15 лет должна была провести электричество в деревню, в основном используя энергию гидростанций. Он возлагал фантастические надежды на этот проект, способный, по его мнению, покончить со всеми пока неразрешимыми проблемами. Его чаяния нашли выражение в знаменитом призыве, точный смысл которого не слишком ясен и сегодня: «Коммунизм есть Советская власть плюс электрификация всей страны»¹¹². В решениях XII съезда партии (1923) электрификация описывается как центральный момент планирования народного хозяйства и «краеугольный камень» экономического развития России. Ленин вкладывал в это еще больший смысл. Он искренне верил, что электрический свет истребит дух капитализма в его последнем прибежище — крестьянском хозяйстве — и подорвет веру в Бога: Симон Либерман слышал рассуждения Ленина о том, что электричество заменит крестьянину Бога и он станет молиться на него¹¹³.