Русская революция. Россия под большевиками. 1918-1924

** Двенадцатый съезд РКП(б): Стеногр. отчет. С. 62. Реакцию, сравнимую по силе, вызвал на съезде только один докладчик — Зиновьев (там же. С. 47), что служит еще одним подтверждением того, что он воспринимался как преемник Ленина.

Смирение Троцкого мало что дало ему. В своих воспоминаниях он рассказывает, что в период недееспособности Ленина Сталин с товарищами составили заговор, куда были вовлечены все члены Политбюро, за исключением только его, Троцкого, и все решения они обговаривали заранее, чтобы затем принимать их единогласно. Чтобы получить назначение на высокую должность, требовалось только одно качество: нелюбовь к Троцкому²⁰¹. Среди сорока членов нового ЦК он мог насчитать лишь троих своих сторонников²⁰².

Понимая, что обстоятельства против него и ему уже нечего терять, Троцкий перестал ждать милости от врагов и перешел в наступление. Чтобы наверстать упущенное, он принял позу выразителя мнений партийных масс: коль скоро элита — «старая гвардия» — упрямо не хочет признавать его своим, то он будет защитником рядовых партийцев. Последние составляли подавляющее большинство членов партии: согласно переписи 1922 года, только 2,7% из 376 тыс. человек вступили в партию до 1917 года, то есть могли считаться «старой гвардией»²⁰³. Но именно они монополизировали руководящие органы партии и через них весь государственный аппарат*. Друзья убеждали Троцкого в том, что он влиятельный коммунистический лидер и его имя неразрывно связано с именем Ленина²⁰⁴. Почему бы тогда не перетянуть на свою сторону рядовых коммунистов? Хотя и облаченное в ризы неподкупной морали, контрнаступление Троцкого, начатое им в октябре 1923 г., было не чем иным, как жалкой игрой. С октября 1917-го никто другой не выступал столь решительно за единство партии как высшую ценность и никто другой не отвергал с таким презрением требования большей партийной демократии, выдвинутые «Рабочей оппозицией» и демократическими централистами, как Троцкий. Его внезапное обращение к партийной демократии не было продиктовано некими фундаментальными переменами в партийной жизни, ибо таких перемен не произошло. Переменилось только его собственное положение в партии: его, еще вчера стоявшего у самого руля, вдруг решили оставить на берегу.

* По мнению Леонарда Шапиро, подавляющее большинство ключевых постов в партии в начале 20-х годов занимали ленинцы с дореволюционным партийным стажем. «Организационная структура после революции, таким образом, в этом отношении почти не отличалась от дореволюционной подпольной структуры» (The Communist Party of the Soviet Union. London, 1960. P. 236-237).

8 октября 1923 года Троцкий направил в ЦК Открытое письмо, обвинявшее руководство в забвении демократических процедур в партии²⁰⁵. (Речь шла только о партии — как он сам напомнил участникам Пленума, собравшегося для обсуждения его письма: «Вы, товарищи, прекрасно знаете, что я никогда не был "демократом"»*.) Событием, ускорившим этот шаг, послужило требование Дзержинского, чтобы коммунисты, имеющие сведения о какой-либо фракционной деятельности, сообщали об этом ГПУ и другим компетентным партийным органам²⁰⁶. Хорошо понимая, что это предложение направлено против него и его сторонников, Троцкий представил его как симптом бюрократизации партии. Что же случилось, вопрошал он, если понадобилась специальная инструкция, чтобы потребовать от коммунистов выполнять то, что они просто обязаны выполнять? Он нацелил огонь против концентрации власти на вершине партийной иерархии, особенно выделяя практику «назначенства», когда кандидатуры секретарей местных партийных организаций указывают из Москвы.

* Васецкий Н. Ликвидация, М., 1989. С. 22. Еще в мае 1922 года он выступал против легализации партии меньшевиков и эсеров (Правда. 1922. № 102. 10 мая. С. 1).

«Бюрократизация партийного аппарата достигла неслыханного развития применением методов секретарского отбора... Создался весьма широкий слой партийных работников, входящих в аппарат государства или партии, которые начисто отказываются от собственного партийного мнения, по крайней мере открыто высказываемого, как бы считая, что секретарская иерархия и есть тот аппарат, который создает партийное мнение и партийные решения. Под этим слоем воздерживающихся от собственного мнения пролегает широкий слой партийной массы, перед которой всякое решение предстоит уже в виде призыва или приказа»²⁰⁷.

Признавая право «старых большевиков» на особый статус, он напоминал им, что они составляют лишь ничтожное меньшинство. В заключение он писал: «Секретарскому бюрократизму должен быть положен конец. Партийная демократия — в тех, по крайней мере, пределах, без которых партии грозит окостенение и вырождение, — должна вступить в свои права»²⁰⁸.