Во время путешествия ей было велено ни на шаг не отходить от дипкурьеров. В Сингапуре предстояло длительное ожидание стыковочного рейса, но размещение в гостинице исключалась. Евдокия, Жарков и Карпинский не должны были покидать зал ожидания и играть в карты, изображая из себя туристов.
Кстати, дипкурьеры, хотя внешне казались грубыми верзилами (по определению Бялогурского они смахивали на громил из третьесортного гангстерского фильма), в действительности вели себя вежливо, предупредительно и сочувствовали женщине, попавшей в незавидную ситуацию. Они проявляли к ней внимание и давали советы, как потратить оставшиеся у нее деньги, 300 фунтов. Говорили, что лучше всего это сделать во время пересадки в Швейцарии.
Лететь предстояло с Кислицыным. Им зарезервировали билеты на авиарейс компании BOAC (
Австралийцы, со своей стороны, готовились саботировать отъезд Петровой и Кислицына. Мензис опасался, что в противном случае правительству станут пенять за бездействие и попустительство русским. Мужа спасли, а жену отдали на растерзание! Но снять Петрову с маршрута планировалось не на территории Австралии, а в Сингапуре (не зря советские дипломаты беспокоились), прибегнув к помощи британских спецслужб. Это избавило бы Канберру от дополнительного раздражителя в отношениях с Советским Союзом (не доводить до опасной черты) и решило бы вопрос.
Что до Кислицына, то он представлял интерес для АСИО в силу того, что в 1945–1948 годах работал шифровальщиком в референтуре посольства СССР в Лондоне и через его руки проходили телеграммы, связанные с деятельностью членов «кембриджской пятерки» – бежавших в Москву Берджеса и Маклина и находившегося под подозрением Филби. Кислицын признавался Петрову, что кое-что об этом ему известно, и австралийцам не терпелось узнать, что именно.
17 апреля Петров написал Кислицыну. Текст письма приводится с небольшими сокращениями:
«Филипп Васильевич,
Пишу, чтобы сказать, что со мной все в порядке, и я с наслаждением дышу свободным воздухом Австралии в условиях, которые, как я часто от вас слышал, вы высоко оцениваете. Почему бы вам не присоединиться ко мне, вместо того чтобы возвращаться в эту ужасную жизнь в России под гнетом режима, который нам обоим внушает страх и который предал истинный коммунизм.
Думаю, вы сознаете, что в России ваша судьба предрешена, после того, что случилось… Конечно, вас уже никогда не пошлют за границу, так что сейчас у вас последний шанс уйти. С учетом нашего тесного общения и дружбы вы все время будете находиться под подозрением. Думаете, Генералов вам поможет? Вас обвинят в отсутствии бдительности, беспечности и возложат на вас ответственность за мой поступок. Вам известно, что за это вас накажут и уничтожат.
Судя по вашему поведению, вам нравится жизнь в свободном мире за пределами России. Вас хорошо примут, предоставят полную защиту и материально обеспечат вашу будущую жизнь. Так что выбирайте – или путь к катастрофе, или дорога свободы»[479]
.Письмо передали в посольство, но попало ли оно в руки Кислицына, неизвестно.
Его, как и жену Петрова, предполагалось «освободить» в Сингапуре. Сотрудники АСИО получили четкие и недвусмысленные инструкции – на австралийской территории не вступать в контакт с уезжавшими дипломатами, если только от них не поступит просьба о помощи[480]
. На этот случай Ричардс и сотрудник мидовской протокольной службы Стюарт дежурили в аэропорту Маскот. Петров на всякий случай передал Ричардсу записку для супруги: «Дуся, оставайся здесь. Доверься этому человеку. Он мой хороший друг. Иди с ним к машине и он привезет тебя ко мне»[481].Утром 19 апреля у советского посольства собралась небольшая группа местных граждан – отчасти зевак, отчасти тех, кто сочувствовал жене перебежчика. Чтобы ввести толпу в заблуждение вначале из посольства выехала автомашина с супругой Вислых, которая была похожа на Петрову – такая же блондинка. Ее сопровождала супруга Антонова.
Обмануть собравшихся не удалось. Когда в половине второго дня показалась вторая автомашина, в которой находились Евдокия, Кислицын и дипкурьеры, люди махали руками, желали доброго пути. Никаких эксцессов не последовало.
Из советских сотрудников проводить Евдокию вышел один Антонов, остальные не рискнули.
За 13 дней, проведенных в заточении, Петрова извелась. Одни и те же мысли, одни и те же мучительные сомнения. Она еле удерживалась от слез и всего боялась. Ее пугали дипкурьеры-охранники, хотя те вели себя корректно. Но она помнила слова Генералова, что они вооружены и будут в случае чего стрелять[482]
.