Русская рулетка. Как выжить в борьбе за собственное здоровье

Администратор: «Ну да, так это и должно было произойти, если бы ты посмотрел сначала на историю болезни, а не бросался реанимировать очертя голову! Теперь нас юристы без соли съедят!»

Я: «Ты что, головой ударился, как я могу теперь остановиться, мне что – его убивать?!»

В общем, спорили долго, наконец администратор повернулся и вышел звонить своему начальству. А я всё стою один и качаю мешок.

Так прошло минут 20 и я понял, что ситуация у меня аховая: так можно стоять очень долго, остановиться не могу, а администратор торопиться не будет и наверняка придет с больничным юристом, который прикажет вынуть трубку… Тут я услышал шаги в коридоре, подал голос и заглядывает интерн-индус. И поступил я очень неблагородно (с нашим бы никогда так не сделал, а индусы вечно меня «закладывали» по мелочам).

«Слушай, друг», – сказал я, – ты тут покачай больного минутку, я сбегаю и узнаю, что к чему». Он взял в руки мешок, а я вышел и удалился по коридору. Очень надеюсь, что он не стоит там до сих пор…

Доктор Поль Уайт

Легенда американской кардиологии, доктор Поль Уайт был хорошо знаком с моим дедом. Они вместе получали престижнейшую премию «Золотой стетоскоп» (дед так и остался единственным русским в истории, кто ее получил), именем Уайта назван один из очень распространенных синдромов – синдром WPW (последнее W как раз и есть Wight).

В те далекие 60-е я был очень мал, но помню, как Уайт приезжал в Москву. Дед пригласил его на нашу дачу в Красновидово. Там в очень живописном месте стоял особняк в стиле ампир. Красиво, но удобства во дворе – да, даже у академиков, время было такое! И вот Уайт идет туда, куда и самые знаменитые американские кардиологи ходят пешком, и через какое-то время бежит назад, сжимая что-то в руках и радостно щебеча по-английски!

Оказалось, что в аккуратно нарезанных кусочках газеты (ну не было тогда туалетной бумаги! Не было! Как эхо того времени и по сей день у меня в больнице регулярно воруют в туалетах бумагу!) он опознал газету «Правда»! И долго рассказывал деду, как он восхищен его мужеством и неприятием тирании и какой глубокий символ в том, чтобы так тонко протестовать против режима, подтираясь главной коммунистической газетой!

Я так и не знаю: стал ли дед ему объяснять про отсутствие туалетной бумаги и обычность использования в этих целях первых попавшихся под руку газет? А «Правду» он вообще-то регулярно выписывал!

Русский характер

Как-то раз в Нью-Йорк приехал писатель из России и участвовал в одной из многочисленных передач на тамошнем телевидении. Конечно, ведущий спросил его про загадочную русскую душу и русский характер. Писатель проиллюстрировал это следующим образом.

Представьте себе: Россия, горбачёвский «сухой закон», зима, мороз, вечер. Передо мной идет мужик, балансируя по обледенелому тротуару. И несет в авоське несколько с невероятным трудом добытых в бесконечных очередях бутылок водки. Да-да, угадали: вот он делает отчаянный пируэт и с грохотом и звоном битого стекла падает! Сидит на льду, вокруг все усыпано осколками, а у него в руке зажата единственная уцелевшая бутылка водки. Мужик оцепенело на нее смотрит, а потом вдруг замахивается и с криком: «Да пропади оно всё!» – бьет и ее об асфальт!

Доктор Лайон

Когда-то госпиталь в Нью-Йорке, где я несколько лет отработал, был очень престижным, вокруг была богатая еврейская община, и в госпитале работали очень уважаемые и известные доктора. Постепенно черные стали занимать этот район улицу за улицей, и к моменту моего прихода госпиталь уже потерял весь лоск и респектабельность и превратился в «мясорубку», питающуюся скоропомощными поступлениями.

Бывало и наоборот – наш родной русскоязычный Брайтон! Эмигрантов из СССР снабжали копеечным пособием и селили в один из самых криминальных «черных» районов Бруклина – Брайтон. Но наши эмигранты были гремучей смесью еврейско-украинско-русской крови с такой закалкой условиями советской жизни, что запугать их было невозможно!

Что значили какие-то негры для людей, которые прошли через ОБХСС и ОВИР, с богатыми уголовными традициями Одессы, Житомира и Подмосковья! Стали селиться, открывать лавки и бить ошалевших от такой наглости негров велосипедными цепями и монтировками! И негры, которые воображали себя самыми крутыми, дрогнули и отступили, освобождая жизненное пространство!

Осколком прошлого в нашем госпитале оставался доктор Лайон. Великолепный врач и ученый с мировой известностью, один из немногих, кто остался работать с тех благополучных времен. Я читал его книги, будучи аспирантом во Всесоюзном кардиологическом научном центре, и вообще думал, что он, как и Лев Толстой, уже умер! На самом деле это был еще крепкий и красивый пожилой человек с безукоризненными манерами и очень немногословный. Надо ли говорить, что в нашем госпитале его почитали как Господа Бога!