Русская рулетка

Я пропустил это замечание мимо ушей. Мы помолчали, говорить вроде было не о чем. Он наклонился, открыл бардачок против моего сиденья. Когда вынимал сложенную газету, я успел увидеть револьвер и четыре пачки сигарет. Захлопнув бардачок, он развернул газету и положил мне на колени. Несколько строк в хронике происшествий были обведены красным фломастером.

« В реке выловлен труп мужчины средних лет. Его прострелили стрелой из охотничьего лука иностранного производства. Как стало известно нашей газете, следствие в тупике. Свидетелей нет, и убийц найти практически невозможно».

Прочитав отмеченные строки, я откинул газету на заднее сидение.

– А ты как считаешь, сыщик, – насмешливо спросил Иван. – Можно найти убийц? – Моё молчание забавляло его. – Пойди и сдай их, приятелей возлюбленной Вики. Хоть намекни, наведи на след.

Я криво усмехнулся.

– Жаждешь обратить в свою веру?

– Почему нет? – возразил он. – С чем ты борешься? С преступностью? Извини, но у тебя кишка тонка реально бороться. Нельзя бороться с тем, что порождается самим режимом. Это как рубить головы Змею Горынычу. Одну сруби, а вырастут несколько.

– О, дьявол! – сорвался я. – Ни с чем я не борюсь. Просто зарабатываю на жизнь, как могу. И оставь издёвки при себе! Мне надо подумать.

– Думай, думай. Надумаешь дельное, скажи.

– Да уж, не утаю, – огрызнулся я.

Однако присутствие Ивана мешало мне, я не мог подавить досады, вызванной его самоуверенностью, словно он святее Папы Римского. Я тоже не идиот, но не вижу смысла болтать о добре и зле. И за СМИ слежу, и книги читаю, другое дело, выборочно. Таких, что наводят на серьёзные размышления, не так уж много. Но если попадаются, читаю и перечитываю.

Неприятный писк радиотелефона отвлёк меня. Иван выслушал краткое сообщение.

– Да, иду, – сказал он. Отключил связь и повернулся ко мне. – Это на полчаса, не меньше.

Без лишних слов я вылез из салона, вернулся к «шевроле». Опустился за руль и смотрел, как Иван с дипломатом направился в обход здания и пропал за углом. Я сидел, как объятый думой Ермак, сосредоточенный и мрачный, под стать погоде.

Человеку необходимо оправдывать своё существование. Во всяком случае, мне. Наверное, из-за этого я так запутал личную жизнь, что перестал относиться к ней всерьёз. На семью смотрю, как тот римский консул, что увещевал толпы мужчин не покидать родной город: раз уж природа и боги повелели, что нельзя быть счастливыми с жёнами, мы должны терпеть и больше заботиться о продолжении рода, чем о преходящих удовольствиях. Давно уж не верю в вечные чувства, наша природа чужда им и всегда обманывает божественную тоску по идеалу. Двоюродный брат лет пятнадцать назад учил меня тосту. Король поздним вечером переодевается в лохмотья, а шут спрашивает: «Ваше Величество, не могу взять в толк. У вас жена, королева, красавица из красавиц, а вы тайно встречаетесь с грязными девками в притонах. Король вздохнул и тихо позвал: «Эй, стража! Заприте славного шута в моих покоях и месяц кормите только сладкими пирожными». Через месяц несчастного шута приводят к королю, и он с тяжёлым вздохом признаётся: «Ваше Величество, я всё понял». Так и я, после опыта с барышней, которую любил больше жизни, понял всё.

Что мне остаётся? «Разве я жажду счастья? Я жажду завершить свой труд!» И без Ивана ясно, при нынешнем либеральном режиме борьба с преступностью – сизифов труд. Руки опускаются, и моральная усталость долбит по голове, как дятел: «К чему? Для чего?». Нет уважения и доверия ни к одному из политиков, представителей власти, они глупы, бездарны, доказали только полную неспособность управлять страной. Ни один из них не способен взывать к лучшему, что есть в людях. Презираешь их, начинаешь презирать свой народ, себя и смиряешься с этим презрением. Так какой же труд я должен довершить? Я вижу только одно: пока красивыми словами «коммерческие интересы» прикрывают спекуляцию и ростовщичество, казнокрадство и разбой, пока эти интересы не будут поставлены под жёсткий государственный, а если надо и карательный надзор снизу до верху, мы будем катиться в пропасть. И плевать я хотел на всех. Раз большинство не хочет этого понять, почему я должен заботиться о них? Каждый за себя! Вот почему я сейчас с Иваном, чтобы он ни задумал!

Я встряхнулся, отгоняя тяжёлые мысли. Какой в них толк?