Русская сила графа Соколова

Ступая тяжелым нетрезвым шагом, из-за ширмы показался с громадной гармонью заросший жестким волосом мужик саженного роста, с прядями сальных волос, падавших на плечи, и с лицом цвета меди. На гармонисте была красной саржи косоворотка, расшитая цветами по высокому вороту, подпоясанная желтым жгутом с махрами на концах, ярко начищенные сапоги с высокими голенищами.

Музыкант пододвинул к самому краю эстрады стул, на который была наброшена бархатная тряпка, грузно на него опустился, перекинул ногу на ногу и уложил на поднятое колено гармонию.

В этот момент гудевший беспрерывно, словно улей, зал чуть затих. Вперив выпуклые оловянные глаза куда-то в пол, гармонист замер, словно глубоко задумался. И вдруг рванул мехи, ловкими и гибкими пальцами перебирая по ладам, грозным голосом затянул:

Отворите мне темницу.
Дайте мне сиянье дня.
Черноокую девицу.
Черногривого коня.

Уже с конца куплета зал начал подпевать знакомые слова, сначала робко, отдельными голосами, потом расходясь все более, все громче и смелее. И вот уже громадный нетрезвый хор тянул нечто незамысловатое:

Я красавицу младую
Прежде сладко поцелую.
На коня потом вскачу.
Ветром буйным полечу.

Под песню, видать, пилось лучше.

К гостям вразвалку подошел лакей с уныло-длинным носом и глубоким шрамом через левую щеку, откровенно нетрезвый, лениво спросил:

– Чего желаете?

– Сесть бы нам, – сказал Ирошников.

Лакей нагло усмехнулся:

– Сажают не тут – в суде, а у нас отдыхают.

И вдруг, ломая намеченный сыщиками план, Ирошников брякнул:

– Скажи-ка, любезный, а какие столики обслуживает Калугин?

Лакей подозрительно уставился на троицу и словно враз протрезвел. Он понял, что перед ним стоят не забулдыги, к которым тут привыкли, а люди совсем другого разбора. С приторной ласковостью произнес:

– Официант Калугин на втором этаже, а я могу вас пригласить во-от за этот столик, а скатерку враз поменяем-с… Можно и к окну, но оттудова дует, как из погреба.

– Не хлопочи, – произнес Соколов. Обратился к своим: – Пошли на второй этаж. – И на ухо Ирошникову: – Язык бы тебе отрезать!

Лакей полетел по направлению к кухне, а сыщики направились на второй этаж.

Чудеса силы

Пока сыщики возвращались к вестибюлю, а оттуда по мраморной лестнице, застеленной красной истертой ковровой дорожкой, поднялись наверх, лакей взлетел по винтовой служебной лестнице на второй этаж. Он опередил сыщиков, и, когда те вошли в довольно чистый и хорошо освещенный зал, лакей что-то торопливо говорил мордатому, с короткими усиками лакею, стоявшему с пустым подносом. Долговязый внимательно слушал собеседника и все время тревожно оглядывался на вход.

Едва он заметил сыщиков, как оставил своего товарища и быстро скрылся за дверями, которые вели в служебное помещение.

Кошко удержал за рукав Соколова:

– Не надо спешить, подождем Калугина в зале и тогда пригласим на допрос…

Соколов быстро проговорил:

– А если он скроется через черную лестницу? Боюсь, ждать разбойника придется до второго пришествия.

– Не думаю.

– А я – думаю! – И гений сыска ринулся вслед за скрывшимся Калугиным.

На пути стоял длинноносый лакей, растянувший узкие губы в нахальной улыбке. Соколов схватил его за грудки:

– Что, подлец, успел шепнуть?

Длинноносый попытался оттолкнуть сыщика. Соколов оторвал его от пола, перевернул в воздухе и швырнул вниз головой. Лакей глухо стукнулся головой о каменный пол и беспомощно распластался на полу.

Соколов перепрыгнул через полумертвого лакея и понесся вперед.

Погоня

В узком служебном проходе крепко пахло приготовляемой пищей, возле раздаточной толклись официанты. Одни направлялись в мойку с грязной посудой, другие шли в зал с нагруженными подносами, третьи стояли у раздаточной и загружались тарелками.

Соколов громко произнес:

– Где Калугин?

В ответ – общее молчание. Лишь за широким барьером – видимо, повар – человек невысокого роста, толстый, с белым колпаком на румяном лице весело улыбнулся:

– Как угорелый понесся в мясной цех. Али что набедокурил?

Соколов стремительно метнулся вперед, пронесся мимо холодного цеха, овощного и моечного отделений и толкнулся в дверь, указанную человеком в колпаке. Дверь была закрыта. Сыщик долбанул кулаком:

– Открой, Калугин! Иначе худо будет!

За спиной сыщика тут же собрались лакеи, оставившие подносы и теперь с крайним любопытством наблюдавшие за сценой, обещавшей перерасти в батальную.

Румяный повар, успевший покинуть свой пост за барьером, вновь широко улыбнулся:

– Дверь прочная, изнутри задвижка, Калугин не откроет!

Соколов вытащил из кобуры свой полицейский «дрейзе», постучал рукояткой по металлической обивке дверей:

– Последний раз говорю: открой!

За дверями раздался истерический визг:

– Не входи, зарублю!

Повар громко подтвердил:

– Это точно – зарубит! Калугин трезвый тихий, а когда выпивши – пятеро не удержат.

Соколов внимательней поглядел на дверь. Она открывалась внутрь. Сыщик решил: «И не такие вышибал, а уж эту с Божьей помощью непременно выставлю!»