Здесь нужно сделать уточнение насчет временной индифферентности окказионализмов. Трудно сказать, существуют ли слова, не несущие на себе вообще никаких отпечатков эпохи, которая их создала. Кроме того, столь авторитетный словотворец, как В.В. Хлебников, считал, что новые слова создаются не по произволу автора4 , за ними должны стоять новые значения или оттенки значений. Напр., довольно непрезентабельное образование Е.А. Евтушенко "какбычегоневышлизм" - это не просто пресловутая "беликовщина", вечная, как мир обывателей, - это мещанство как жизненное кредо, типичное именно для 70-80-х гг. Придуманная А.А. Вознесенским лексема "алчь" (поэма "Ров") - не просто "алчность", это какая-то античеловеческая подлость, жестокость, патологическое отсутствие стыда - "бездуховный процесс", тоже "реалия" 70-80-х гг.. Алчность -лишь одно из ее проявлений, "алчь" просвечивает в "алчности" как внутренняя форма этого слова. Слэнгизм Ю.М. Полякова "апофегей" - не просто контаминация "апофеоза" и "апогея": мы без труда обнаруживаем и третий компонент данного окказионализма (слегка искаженный орфографически: "А по фигу!"). Смысл этого компонента - легкое отношение к жизни, в котором можно усмотреть реалию все той же эпохи5.
Т.Н. Толстая придумала остроумное слово "клель":
Вот в аккурат на восход от городка стоят клелевые леса. Клель - самое лучшее дерево. Стволы у нее светлые, смолистые, с натеками, листья резные, узорчатые, лапчатые, дух от них здоровый, одно слово - клель! Шишки на ней с человеческую голову, и орешки в них - объеденье! Если их вымочить, конечно. А то их в рот не возьмешь. На самых старых клелях, в глуши, растут огнецы
("Кысь")
Действие романа происходит в гипотетическим будущем после ядерного Взрыва (так пишется это слово). Клель - это одно из его Последствий, которые не всегда оказываются плохими. Клель - гибрид клена и ели, а его название - контаминация соответствующих слов. Особенность этого окказионализма состоит в его органичности, целостности - в нем не видно "швов". Аналогично и название романа6.
Так что заявление о семантической а-хроничности окказионализмов верно только в грубые приближения к объекту, более тонкий подход требует уточнений.
ж) Особо следует выделить "заумные" лексемы и лексоиды, за которыми, как правило, не бывает никакой реальности, кроме языковой. Это "глокая куздра", сказки-нонсенсы Л.С. Петрушевской ("Сяпала калуша с калушатами" и т.п.), сочинения футуристов, обэриутов, конструктивистов и др., русские переводы и переделки Л. Кэрролла. Основная функция таких конструкций, по-видимому, людическая, т.е. игровая, хотя возможны и другие - напр., иллюстративная, как в знаменитой фразе Л.В. Щербы. Немало остроумных примеров "заумных" конструкций можно найти у русских кэрроллианцев, напр., в сказках лингвиста Е.В. Клюева, где встречаются такие персонажи, как Шармен, Бон Жуан (т.е. хороший Жуан, в отличие от "плохого" Дон Жуана), Пластилин Мира, Смежная Королева, Белое Безмозглое, Тупой Рыцарь, Соловий (птица с веками до земли) и т. п. Автор не только играет, но и демонстрирует читателям различные филологические феномены.
Писательские новообразования, окказионализмы и т. п. часто бывают каламбурными, как в поэме А. А. Вознесенского "Компра":
Объявлена всеобщая мобилизация компромата. Генштаб не спит. Компрабабушки пикетируют комправнуков. Про. Контра. Мат. Компрадорскую буржуазию вытесняет компрадорский пролетариат. Держите братьев Компрамазовых!