Русская тайна Казановы

Как же нравилась Джакомо Москва, она была великолепна по сравнению с Петербургом, навевающим на венецианца тоску своими белыми ночами. Здесь же по-другому светило солнце и в каждом здании чувствовалась державность. Нет, Москва не переставала быть столицей. В Москве чувствовалась вековая стать, она, словно старшая сестра, дала подержать скипетр и державу своему младшему брату, даже не думая отдавать тому власть. Когда, остановившись на постоялом дворе, Казанова поехал развозить рекомендательные письма, то звон колоколов чуть не оглушил его. Церкви и храмы здесь были повсюду. Они переливались на солнце, словно хвастаясь своими золотыми куполами и большими колокольнями.

В бывшей столице Джакомо понял, что тот, кто не видал Москвы – не видал России, а кто знает русских только по Петербургу, не знает действительных русских. В Москве же и вовсе считают иностранцами жителей северной столицы, а старый московит ненавидит Петербург всем сердцем, считая его городом греха и богохульства. Казанова понял доподлинно, что Москва держится прошлого: это город преданий и воспоминаний, город царей, дочь Азии, весьма удивленная, что находится в Европе.

Люди в Москве тоже были лучше, питерцы Казанове нисколько не понравились – они, по его мнению, были лишены душевности. В Москве, там люди оказались покладистее и в обращении свободны, а женщины – те даже красивее.

Хотя о женщинах ему сейчас думать не хотелось. Джакомо влюбился как мальчишка. Та, которая так быстро покорила его сердце, сейчас спала на белых простынях, а яркое московское солнце играло с ее волосами, делая их из пшеничных золотыми.

Он заметил ее, когда они с гвардейским офицером Степаном Зиновьевым были в Екатерингофе. Это была любовь с первого взгляда. Простая крестьянская девушка покорила венецианского франта своей природной красотой так, что он встал как вкопанный в невозможности двигаться дальше. Зиновьев громко посмеялся над приятелем и, как делали это русские, которые считали тебя своим другом, со всей дури ударил Джакомо в плечо.

– Понравилась? – хитро улыбнулся он и, не дожидаясь ответа, зашел в дом, куда ускользнула покорившая Казанову красавица, легкая и стройная, как козочка.

– Значится так, – минут через пятнадцать Степан Зиновьев вышел из избы и обратился к Джакомо, – ее отец хочет за нее сто рублей.

– За что? – все еще не понимал смысла сказанного венецианец.