Русская тайна. Откуда пришел князь Рюрик?

«Прежде всего, они приходят к первому порогу, нарекаемому Эссупи (Есгоипг]), что означает по-роски и по-сла-вянски «Не спи» …)… Когда они пройдут этот первый порог, то снова, забрав с суши прочих, отплывают и приходят к другому порогу, называемому по-роски Улворси , а по-славянски Острову-нипрах , что означает «Остров порога» … Подобным же образом минуют они и третий порог, называемый Геландри , что по-славянски означает «Шум порога» , а затем так же – четвертый порог, огромный, нарекаемый по-роски Аифор , по-славянски же Неасит , так как в камнях порога гнездятся пеликаны… Подступив же к пятому порогу, называемого по-роски Варуфорос , а по-славянски Вулнипрах … они достигают шестого порога, называемого по-роски Леанти , а по-славянски Веручи , что означает «Кипение воды» … От него они отплывают к седьмому порогу, называемого по-роски Струкун , а по-славянски Напрези , что переводится как «Малый порог» ».

Названия порогов, перечисленные Константином, уже давно вызывают ожесточенные споры исследователей. Еще в 30-е гг. XVIII ст. Г.З. Байер обратил внимание на противопоставление «русских» и «славянских» названий в указанном отрывке и предположил, что первые являются скандинавскими. В последующее время сородич Байера И. Тунман, датчанин В. Томсен и их последователи развили эту мысль, «расшифровав» имена порогов в норманнистском ключе:

* Варианты: ne sofi, ne suefe – «не спи».

На основании подобных лингвистических опытов уже современный норманнист рисовал такую картину «…в Византии середины X в. один из преемников великокняжеских послов «от рода Рускаго» перечислял скандинавские названия днепровских порогов «по-росски» (rosisti) и переводил по-славянски (sclavinysti); языком этих «росов» был еще нордический, северный язык скандинавов» (Лебедев, Эпоха…, с. 502).

Внешняя убедительность этих словесных конструкций[123], однако, показалась таковой не всем. Например, И.Н. Болтин предложил венгерскую трактовку названий порогов, H.A. Морозов – греческую, ряд авторов – славянскую, готскую, а некоторые – даже еврейскую. Еще в начале XIX в. подобных теорий расплодилось столь много, что Густав Эверс иронически восклицал, что остался не опробованным на злополучных Эссупи и Леанти разве что «язык мексиканский».

Большинство этих словесных упражнений носило довольно наивный характер. Так, Болтин «Леанти» не без романтизма выводил из мадьярского leany – «девушка» и «трактовал» Геландри как «приятное урочище», а Ирма Хайман в том же слове слышала еврейское «гал-на-дир» – «необычный шум волн»).

Несколько более солидной кажется «иранская» версия, предложенная М.Ю. Брайчевским:

Однако и эти предложенные параллели, вроде «голосящие двери» и «порог яйца», кажутся забавными, но не оставляют впечатления полностью надежных, тем более что в ряде объяснений Брайчевский прибегал к реконструируемым формам слов, прошлое существование которых лишь предположительно. Впрочем, те же сомнения можно отнести и к норманнистским «вечно стремящийся» или «смеющийся». Сочетание «волнистый водопад» (откуда волны на падающей воде?) довольно натянуто, а пропажа m при переходе из Holmfors в Улворси не так легко объяснима. Таким образом, иронический пассаж одного из отцов норманнизма Шлецера в отношении этимологических изысканий[124] остается актуальным и по отношению к его собственному детищу. Критически заставляет посмотреть на «скандинавскую» версию и руническая надпись с о. Готланд, которая (если верить самим же норманнистам) содержит упоминание одного названий порогов: «Хагбьярн [и его] брат Хродвисл, Эйстейн [и] Эймунд вместе установили эти камни по Хравну к югу от Ровстейна. Они добрались вплоть до Айфора». Написание Айфор здесь ничуть не ближе к Ei-forr или другим шведским словам, которыми пытались объяснить текст Константина Багрянородного.

На наш взгляд, куда убедительнее вышеизложенных балтийская гипотеза происхождения названий порогов. О ней, собственно, говорил еще Костомаров в упомянутом диспуте с Погодиным, хотя, в отличие от сделавшего тему порогов своим «коньком» оппонента [125], не уделил ей много внимания. Попробуем остановиться на ней более подробно.

Эссупи. Костомаров обратил внимание на созвучность этого слова литовскому supti – «качаться» (с приставкой esa– или is-). По мысли историка, при подходе к первому порогу Днепр начинал бурлить, а челны-моноксилы руссов – раскачиваться, что служило их хозяевам сигналом (именно – «не спи») к выходу на берег.