При этом гидроним morimarusa – не германский, и вообще не трактуется из современных языков Северной Европы. О.Н. Трубачев пишет: «Можно довольно уверенно сказать, что это выражение на индоевропейском (негерманском) языке и глоссируется оно у Плиния весьма правдоподобно: «mortuum mare, мертвое море». Похоже, что римский географ, услышав этот термин через посредников, трактовал его по латинскому созвучию, а реальное значение могло быть несколько иным. Значение «болото» (как и близкие к нему «топь», «мертвое озеро» или, в конце концов, «море») подходило для зыбучих песков и часто затопляемого побережья юго-западной части Северного моря как нельзя лучше. Не есть ли это древний гидронимический след предков хеттов?
И не нужно ли добавить к нему другие на линии между Малой Азией и Северным морем? Где-то в Мисии (нынешняя Болгария) древние авторы помещали реку Cetius, а недалеко от нынешней Вены, на границе между римскими провинциями Нориком и Паннонией, отмечали гору с таким же и при этом подозрительно близко по созвучию имени народа хеттов названием. Да и сама область Норик не есть ли двойник области и священного города в земле хеттов – Нерика?
Возможно, из этих топонимических исследований следует, что следы протохеттов надо искать в районе Ютландии? Последняя неплохо подходит под указания мифа об «умирающем-воскресающем солнце»: большой полуостров, вытянутый с севера на юг. Движение из Ютландии на юго-восток, возможно, происходило в конце IV – начале III тыс. до н. э. Датские историки утверждают, что очаг формирования так называемой культуры воронковидных кубков находился именно там, и оттуда эта культура (многими признающаяся за праиндоевропейскую) и ее носители продвинулись через Эльбу и Карпаты далее к Причерноморью. Последние заметные следы ее найдены в нынешней Молдавии, где она, видимо, потеряла первоначальные черты, а ее генерирующий этнос постепенно смешивался с «балканоидами». Но если импульс движения не потерял силу, он должен был привести эту «модерированную» этнокультурную общность именно в Малую Азию.
Этому предположению есть определенное антропологическое доказательство: хетты подразделялись на два типа: брахикранный и долихокранный и таким же смешанным было некогда население первоначального ютландского района культуры воронковидных кубков. При этом облик т. н. «человека из Толунда» (хорошо сохранившегося в датских болотах трупа раннего железного века) весьма похож на отчеканенные в малоазийских скалах профили хеттских воинов.
В этой связи можно предположить следующее. Как уже упоминалось, в Южной Скандинавии в конце IV тысячелетия до н. э. сформировалась разновидность культуры воронковидных кубков, останки которой свидетельствуют о бурном развитии скотоводства и огненно-подсечного земледелия. Однако в первой половине III тыс. до н. э. земледельческие площади резко сокращаются, число стоянок тоже – население уходит. После непродолжительных остановок, возможно, на среднем Дунае и на севере Балкан «хатты» перешли в Малую Азию, сокрушив по пути протогорода «средиземноморцев». Здесь переселенцы стали оседать и смешиваться с местным населением. Поначалу хатты не могли создать большого грозного государства и выступали лишь в коалиции с другими народами. Хроники Аккада повествуют, что во времена Наромсуэна (2236–2200 гг. до н. э.) на их страну «напали враги – 17 царей, в том числе Памба, царь Хатти». Положение изменилось после «климатической катастрофы», которую как мы упомянем ниже, можно отнести к 2193 году до н. э. Жестокая засуха ударила по цветущим цивилизациям Месопотамии и Сирии. В то же время изменения климата подстегнули северные народы к новому броску на юг. Около 2100 г. до н. э. новая волна индоевропейцев проходит через Дарданеллы (пролив тогда более узкий, чем ныне) и, спалив Трою IV и другие укрепления на западе Малой Азии, оседает в ее центральной и восточной части. Там новые пришельцы входят с родственными им хаттами в союз, положивший начало могущественной Хеттской державе (причина замены «а» на «е» в древнем этнониме неясна, возможно, ее привнесла именно вторая волна пришельцев).