Русская трагедия. Дороги дальние, невозвратные

Леня явился с огромным букетом цветов, произвел на всех прекрасное впечатление и остался ужинать. Когда мы оказались наедине, я ему сказала, что моя мачеха считает, что мне еще слишком рано решать свою судьбу, а отец и подавно воспротивится, так что лучше отложить до будущего года. Леня был явно очень разочарован, но покорно согласился. Однако спросил: «Но разве вы будете меня ждать? Скоро забудете в вихре столичной жизни». Мне стало жаль его, я начала искренне его уверять, что ни в коем случае не забуду, что буду часто писать. После этого я его встретила раза два у Вити, затем мы расстались.

Одесса была осенью такая же нарядная и шумная. Всюду золотились деревья. Небо, все такое же синее, как весной, отражалось в неподвижном море. Мы часто с Клеопатрой Михайловной ходили на набережную и болтали о многом. Она мне сообщила, что отец хочет меня послать учиться в Англию. Там у него много знакомых, семья Эльворти, которых тоже хорошо знает дедушка Яницкий, и мог бы при желании меня к ним устроить. В Елизаветграде был известный завод земледельческих орудий. Он принадлежал англичанину Эльворти, о нем и была речь. «Ты знаешь, – говорила она, – отец всегда был большим поклонником Англии. Он хотел бы, чтобы ты там получила высшее образование». Сильное чувство протеста охватило меня. «Я ни за что из России никуда не уеду. Ведь я ничего не видела, кроме стен учебного заведения. Теперь настала пора познакомиться с русской жизнью, столкнуться с ней лицом к лицу. Никакие заграницы меня не прельщают; я поеду в Питер и там буду учиться», – задыхаясь от волнения, отвечала я. Она старалась убедить меня серьезно обдумать вопрос об Англии, но я и слышать не хотела. «Ну вот, опять будет драма с отцом», – говорила она, встревоженная. Но так как я оставалась на совершенно непоколебимой позиции, мы прекратили этот разговор и перешли на другие темы.

Через несколько дней после этого разговора отец мне заявил, что хочет со мной поговорить и предлагает поехать с ним в Ланжерон, обычная его прогулка. Взяли извозчика. (Он не держал своих лошадей в Одессе, так как всегда предполагалось, что он находится там временно. Его экипаж и лошади оставались в Петербурге, в полном распоряжении дяди Жоржа.) Во время поездки он мне изложил свои проекты устроить меня у Эльворти в Лондоне. Будучи подготовленной к этому разговору, я смогла спокойно ему сказать, что я, наоборот, намерена остаться в России и учиться в Питере. «Я там тоже могу изучать английский язык, хочу тоже изучать литературу, для этого мне не нужно уезжать в Англию». Все доводы отца меня не убедили, я заупрямилась и не уступала. На вопрос отца, как я буду жить совершенно одна в Петербурге, я сказала, что есть там дядя Жорж, наша общая квартира и никакого затруднения не может быть. «Ну хорошо, – согласился он. – Эту зиму проболтайся в Питере, а на следующую – увидим». Я облегченно вздохнула. Эту радостную весть я поспешила сообщить Клеопатре Михайловне. Она была очень удивлена, что отец так легко уступил.

Началась для меня очень приятная, веселая жизнь в Одессе. Недалеко от нас жил Витя с женой Софьей Николаевной. Я постоянно к ним бегала и встречала там его сестру Глафиру Викторовну с мужем. Он был моряк добровольного флота, поляк по происхождению. Его фамилия была Шиманский. Будучи капитаном дальнего плавания, он часто совершал большие путешествия на Дальний Восток. Привозил массу интересных вещей. Их квартира была очень оригинально обставлена и походила на игрушку. Больше всего было китайских и японских вещей, да и мебель, почти вся, была оттуда.

У Вити часто играли в бридж. Устраивались ужины с выпивкой. Софья Николаевна пела цыганские романсы, аккомпанируя себе на гитаре. У Шиманских была девочка Маруся, лет семи, и они всегда приводили ее с собой. Летом Шиманские снимали дачу за городом, на берегу моря, купались и наслаждались природой. С тетей Глашей мы очень сошлись. Мне все говорили, что она очень была похожа на мою покойную мать. Это было неудивительно: они были двоюродные сестры. Все они подтрунивали над моим флиртом с Леней. Особенно острил Витя, изображал наше сватовство в весьма комическом виде. Уля уехала снова гостить к Ламзиным в Москву. Проносился слух, что у нее там наклевывается жених.

Отец постоянно уезжал по делам в Варшаву, мы же развлекались как могли. Клеопатра Михайловна очень любила театр Сибирякова. Мы несколько раз слышали известного опереточного артиста Михаила Семеновича Д. Она была от него в восторге. Он действительно играл замечательно; летал на сцене как птица, и голос у него был удивительно мягкий и приятный. Он пользовался большим успехом. Помню, ставили пьесу «Веселая вдова». Клеопатра Михайловна меня предупредила с вечера, что мы на другой день пойдем в театр; она уже заказала билеты. Потом она смущенно прибавила: «У меня к тебе просьба. Я куплю красивый букет цветов, а ты в антракте понесешь его ему. Можешь притвориться горничной, будто бы тебя прислала твоя барыня с букетом».