Русская трагедия. Дороги дальние, невозвратные

Веселый Раздол был неузнаваемый. Сплошное запустение. Умерло родное гнездо! Загробным мраком повеяло на меня от покосившегося, старого дома, от совершенно запущенного сада, когда-то цветущего и роскошного. Одни высокие осокори не изменились, все так же шумели верхушками своих ветвей. Из окон дома повеяло такой тоской, таким унынием, стало холодно и жутко. Постройки все полуразвалились, все стало убогим и страшным. Никто бы не поверил, что там когда-то кипела бурная жизнь, все было радостно и празднично! Пронеслись перед глазами картины счастливой, беззаботной жизни, танцы, музыка, пение, поездки верхом, купание, пикники! Летом всегда полный дом гостей, масса молодежи… Когда мы уезжали, я оглянулась на гиганты осокори, которые долго было видно, и я сразу же ощутила, что больше никогда не увижу это родное гнездо!

Но и в Татаровке у Тани было опасно оставаться, немцы постепенно уходили, петлюровские банды расправлялись с помещиками, жгли их усадьбы, а хозяев убивали. Пленные из Германии возвращались. Многие из них были озлоблены, пережив невзгоды плена, они присоединялись к революции.

Случилось, что у меня разболелись зубы. Я отправилась из Ново-Украинки в Елизаветград к дантисту. По дороге в поезде, набитом до отказа, ехали солдаты, грызя семечки, они громко разговаривали. Один из них, азиатского типа, сказал: «Вот до чего вы тут дожили, имение Савицких до сих пор не взято! Они там живут припеваючи, да еще там с ними какой-то офицер, ясно, белогвардеец. Надо с ними покончить, устроить набег, всех ликвидировать!» Ему что-то возразили, но я уже ничего не слушала.

На первой же остановке я выскочила из поезда и поехала обратно. Приехав, я рассказала услышанное и категорически заявила, что необходимо сейчас же уезжать. Решили, что наши мужчины, то есть мой муж и Танин отец, уедут с утренним поездом в Одессу, а мы с Таней – в Елизаветград. Мне ехать с ними было невозможно. Поезда были так набиты, что влезть с ребенком было дело безнадежное, многие ехали на крышах. Да и Таню оставить одну было не дело. Расставаться снова, на неизвестный срок, было тяжело, но другого выхода не было… Вова давно тяготился своим выбитым из колеи положением. В Одессе стоял наш флот, к которому он хотел присоединиться. Ведь он имел весь свой послужной список, выданный ему при отставке в руки, следовательно, даже если он не встретит знакомых моряков, заминки быть не может. Расстались мы в надежде снова скоро встретиться.

Когда они уехали, мы с Таней собрали наши вещи, укутались, сели в старый экипаж с верным денщиком ее мужа Масичем и отправились в Елизаветград. Осень была ранняя, холода уже наступили. В городе меня ожидали большие разочарования. Все наши вещи, с таким трудом привезенные из Гельсингфорса, теплая одежда, белье, иконы, серебро – все это пропало в имении дяди. Он хотел совершить вторую поездку и все вывезти, но не успел, был налет, и все было разграблено дотла! Так как мне исполнился двадцать один год, дядя недавно вынул из сейфа все мое серебро, оставленное покойной матерью, старинное, массивное, на 24 персоны. Мы тогда успели мельком полюбоваться им. Были массивные нарядные подносы, ящик с прелестным чайным сервизом, все это моя мать получила в подарок от дедушки и бабушки при замужестве…

Весь этот хаосный калейдоскоп событий не давал нам возможности сообразить, что делать, как поступать. В Елизаветграде все ждали союзников, все уповали на них. Я поместилась у кузины, Лиды Бороздич. Она жила с матерью, Ольгой Николаевной Лопатиной, и с троими детьми, в уютном домике, особнячке. Муж Лиды, будучи на передовых позициях, пропал без вести в самом начале войны, все предпринятые розыски были тщетны. Дядя Ахиллес поместился с семьей в маленькой квартирке, которую ему удалось найти с трудом, но там не было места для нас. Конечно, я начала сразу же искать себе помещение, так как мы были у них действительно на головах. Тетя Оля и Лида уверяли меня, что мы их нисколько не стесняем, но я знала, что это не так. Найти что-либо было очень трудно, ведь город был переполнен беженцами. Если попадались комнаты, то с ребенком не хотели сдавать.

Пока я жила у Лиды, произошло событие, не забыть его никогда… Лида, красивая, полная жизни, первые три года очень скучала по мужу. Все надеялась на его возвращение, обращалась неоднократно в Красный Крест, но было ясно, что он погиб. На пятом году она потеряла всякую надежду. У них жил квартирант, которого Лида знала еще с гимназических времен; это был товарищ ее мужа. Когда я очутилась у них, он был на фронте, в Добровольческой армии. Лида поведала мне, что он очень хочет соединить свою судьбу с ней, но она все еще не решилась.