Русская трагедия. Дороги дальние, невозвратные

Он посмотрел на меня, на мою лошадь и спросил, что мне нужно. Выложив ему заранее приготовленную, сфабрикованную по трафарету для всех случаев историю, я попросила его впустить меня отдохнуть и накормить коня. После небольшой паузы он сказал: «Ну ладно уж, входи, безусый! Чего тебя в такое время по дорогам носит!» Тут же он громко крикнул: «Митька, подь сюды!» Из небольшого сарая вышел парнишка, которому старик велел накормить коня. Тот сейчас же взял его под уздцы и повел за дом, где, по-видимому, находилась конюшня. У старика, по всей вероятности, были свои лошади. Мы с ним вошли в хату. Я сняла шапку, перекрестилась на иконы, висевшие в углу, убранные красивыми рушниками, затем с удовольствием села на длинную деревянную скамью, прислоненную к стенке. В глубине стояла большая кровать, покрытая стеганым одеялом, искусно сделанным из разноцветных лоскутков. Белоснежная гора подушек с вышитыми наволочками лежала на кровати. Напротив скамьи, на столе, стоял самовар, он еще шипел, и несло от него теплом и уютом. Из соседней горницы вышла хозяйка и с удивлением посмотрела на меня. Старик ей пояснил, что разрешил мне отдохнуть и обогреться. «В Николаев к сестре едет», – добавил он. Я поклонилась ей и поставила свой мешок в угол. Хозяйка тотчас же принесла большую миску с творогом, чашку со сметаной, краюху темного деревенского хлеба и начала усердно меня угощать. Я с большим удовольствием поела, выпила горячего чая, старики тоже молча ели. Поговорили о том о сем, когда же я начала собираться уходить, старик сказал: «Ты что-то на барчука смахиваешь! Хоть и болтаешь по-нашему, а выходит у тебя поскладнее, чем у нас». Я смолчала, но в душе решила, что мне следует поменьше разговаривать и причаливать только на ночлег. Когда я хотела с ними расплатиться, они завопили с большим возмущением: «Мы не постоялый двор! Мы рады накормить молодняка, мы же не нехристи!» Теплое чувство зашевелилось от этой доброты; я подумала, что не все еще пропало, если бедные крестьяне так добры и отзывчивы. Хлебосольный народ наш все тот же, никакая вражеская сила не может его переменить.

С теплым чувством и верою в удачу своего путешествия покинула я этот маленький домик с соломенной крышей. Снова взвилась черной лентой дорога, замелькали курганы, кресты, иногда бугры еще не растаявшего снега. Проехав еще две деревни, когда уже стало сильно темнеть, посмотрев на свои маршрут, я решила добраться до большого села и там переночевать. Надо было снова найти хату победнее. Проехав главную улицу, на которой, как обычно, на нас напали собаки, я выбрала домик, находившийся в стороне от дороги, в том месте, где кончалось село.

Вечерело быстро, во многих избах горели лучины, крестьяне загоняли скот, вели поить лошадей. К собачьему лаю присоединилось ржание коней и глухое мычание коров. На все эти звуки конь мой весело отзывался. Соскочив с него, я энергично постучала в запертые двери облюбованной мной хаты. Тотчас же вышла молодая, красивая хохлушка в вышитой рубашке, выглядывающей из-под теплой кацавейки. Разноцветные мониста украшали ее шею, она вся дышала здоровьем и радостью. Когда я выложила ей свою просьбу, она весело ответила: «Заходи, панычу, переночуешь на полу, дадим тюфяк, а коня давай отведу к корму». С этим она забрала лошадь и увела.

Когда мы с ней вошли в хату, там оказалось трое ребятишек и ее мать, пожилая женщина. «Мужиков нэма, уихалы на ярмарку, – пояснила молодая и, обращаясь к матери, сказала: – Хлопец в доме, то и спокойнее». У меня назойливо вертелась мысль: «Зачем она меня панычом назвала!» Язык чесался сказать ей, что я вовсе не паныч, что моя сестра простая портниха, сам я из крестьянской семьи, но я смолчала и отложила разговор на после.

В хате было тепло. От печи несло жаром. Ребятишки все бегали босиком, они с любопытством смотрели на меня. Между тем старуха накрыла на стол и потчевала нас галушками, чай пили с вареньем. После меня свели в соседнюю горницу, там была большая кровать, где спали все ребята, мне же постелили на полу объемистый тюфяк. Спала я как убитая, болели бока. Непривычное количество верст на лошади сказывалось. Но никак нельзя было поддаваться этому упадку сил. Надо было взять себя в руки, ведь было только начало путешествия.

Утро наступило светлое, приятное, как-то потянуло весной… В этот раз молодая хозяйка согласилась взять немного денег для ребят; распрощавшись с ними, я снова пустилась в путь. Конь был бодрее и веселее меня, он одобрительно ржал, когда мы выезжали со двора. Ехала я целый день медленно, из-за гололедицы, но делала маленькие привалки, во время которых закусывала остатками провизии. Как накануне, заночевала в крестьянской семье.

В этот раз они оказались менее симпатичными, как-то подозрительно меня оглядывали. Деньги, которые я им сейчас же предложила, оказали влияние, они все же меня приняли…