Русская Церковь на страже православия в XXI веке

Почему же подобные уклонения от православной истины невозможны и в наше время? Ведь сам вышеприведенный ответ Патриархов есть уклонение от православного учения в сторону восточного папизма.

Подобными уклонениями в наше время являются теории о юрисдикции Константинопольского Патриарха над диаспорой всего мира, о его исключительном праве созывать соборы нескольких автокефальных Церквей и провозглашать автокефалии»[220].

Что касается 21-го вопросо-ответа Свитка, к которому апеллирует Патриарх Варфоломей, то он никакого отношения к обсуждаемому вопросу не имеет, так как там речь идет о праве архиереев судить своего Патриарха.

22-й вопросо-ответ звучит так (в переводе С. В. Троицкого):

«Вопрос 22-й. Если подсудимый митрополит или Патриарх, будучи осужден своими епископами, отвергнув их постановление, прибегнет к апелляции, что делать?

Ответ. Постановление Вселенского престола и находящихся при нем (μετ’ έκεινον) Патриархов, как законное и каноническое, согласно вышесказанному, имеющего такую привилегию, да будет против него действительно, так как в данном случае у него не остается никакой другой отговорки»[221].

Этот ответ, с одной стороны, указывает на необходимость соборного рассмотрения возможных апелляций Патриархов и митрополитов на судебные решения своих Поместных Церквей – что вновь игнорируется Патриархом Варфоломеем. Однако здесь вновь очевидно подчеркивается роль Константинопольского Патриарха, не проясняется, все ли Патриархи и Предстоятели Поместных Церквей имеются в виду. Данный вопросо-ответ невозможно рассматривать в отрыве от всего контекста документа, особенно от затрагивающего туже тему и недвусмысленно выражающего идею восточного папизма 8-го вопросо-ответа. Выдающийся канонист профессор С. В. Троицкий прекрасно это понимал. «22-й ответ есть лишь попытка Константинопольского Патриарха, – писал Сергей Викторович, – воспользовавшись делом Русского Патриарха Никона, получить право апелляционной инстанции над Патриархами и даже митрополитами Автокефальной Русской Церкви, для чего, как мы видели при анализе 9-го и 17-го правил Халкидонского Собора, нет никакого канонического основания. Ведь 22-й вопрос мог бы быть применен и к самой Константинопольской Церкви: что делать, если какой Константинопольский Патриарх или митрополит Константинопольской Церкви не признает осуждения, вынесенного ему Синодом Константинопольской Церкви? И если греческие канонисты не допускают и мысли, что в таком случае вопрос должна решить какая-то другая автокефальная Церковь или несколько их, и постановления Константинопольского Синода о низложении своих Патриархов (нужно заметить, довольно частые) считают окончательными, то почему же не могут быть окончательными постановления Синодов и Соборов других Церквей относительно их Первоиерархов, и какая нужда нарушать в данном случае начало автокефалии? Усваивая себе без всякого основания компетенцию апелляционного суда не только для глав Церквей, но и для подчиненных этим главам митрополитов, Константинопольские Патриархи идут по стопам Римских Пап, желавших быть апелляционными судьями для иерархов не только западных, но и восточных, выдавая правила Поместного западного Сердикийского Собора за правила первого Вселенского Собора, в чем и были изобличены Карфагенским Собором»[222].

Каков был моральный облик двух из четырех Патриархов, подписавших Свиток 1663 года, – Паисия Александрийского и Макария Антиохийского – хорошо видно из того, как после участия в суде над Патриархом Никоном они в письме уговаривают Константинопольского Патриарха Парфения IV признать низложение Никона, раскрывая, как пишет профессор Зызыкин, «существенный мотив, который должен был воздействовать и на Константинопольского Патриарха. Они пишут, что «обычные милостыни вселенской Церкви и другим бедным Патриархатам будут теперь повторены и будут даже увеличены и более удовлетворительны. И за это мы ручаемся и об этом стараемся изо всех сил»»[223]. Особенно примечательна личность Патриарха Антиохийского Макария. Он был сторонником унии и вел на эту тему переговоры с папским двором. Как указывает Стивен Рансимен, Макарий «не только отправил в 1662 г. признание своего тайного подчинения Риму, но в следующем году публично приветствовал папу как своего святого отца на обеде во французском консульстве Дамаска»[224]. В декабре 1663 г. Макарий вновь обратился к Риму как к «Матери-Церкви», приложив к посланию католическое исповедание веры, подписанное собственноручно[225]. Сопровождались все эти измены православию, естественно, просьбами о вспомоществовании. Подобные фигуры едва ли можно считать выразителями подлинной и неповрежденной церковной традиции.

Следует еще раз подчеркнуть: ни авторы, ни подписанты Свитка 1663 г. не представляли ни полноту вселенского православия, ни соборного мнения всего епископата своих Поместных Церквей. Они выразили свою частную позицию, в корне противоречащую Преданию Православной Церкви.