Русская церковная смута 1921-1931 гг.

После эвакуации Крыма в Константинополе оказались четверо епископов из числа членов Ставропольского и Крымского Церковных Управлений. Двое членов Крымского Управления, мирянин и клирик, не задерживаясь в Константинополе, проследовали дальше. Четверо епископов кооптировали еще одного епископа и, таким образом, создали в Константинополе епископский Синод. Вскоре, однако, двое епископов также покинули Константинополь. Здесь было выработано «Положение о Высшем Русском Церковном Управлении за границей». Выработанное положение было представлено во Вселенскую Патриархию и было ею утверждено с некоторым изменением. Высшее Церковное Управление в Константинополе возникло вне зависимости от предшествовавших ему церковных управлений Юга России; по крайней мере, никаким актом эта преемственность не была засвидетельствована. Обстоятельства возникновения Управления в Константинополе заставляют считать его вновь возникшим и на иных основаниях. Поэтому утверждения автора предисловия к «Деяниям Карловацкого Собора 1921 года»[3] едва ли правильны, что заграничное Церковное Управление является правопреемником Церковного Управления, возникшего на Юго-Востоке России. Не вполне точным, на наш взгляд, является и другое его утверждение, что это управление признано Московским Патриархом. Ссылка на патриарший указ от 8 апреля 1921 г. № 424[4] мало доказательна: означенный указ Св. Патриарха Тихона касался частного вопроса об утверждении арх. Евлогия управляющим приходами в Западной Европе. Само постановление Церковного Управления об этом состоялось еще тогда, когда Управление находилось в России. Патриарший же указ был вызван запросом Финляндского арх. Серафима, сделанным им по поводу сомнений протоиерея Якова Смирнова относительно назначения арх. Евлогия. Дело в том, что Высшее Церковное Управление Юга России не имело никакого отношения к русским западноевропейским церквям, так как эти церкви состояли в каноническом подчинении Петроградскому Митрополиту, который сам не имел никакого отношения к Высшему Церковному Управлению Юга России и не передавал власти над этими церквями. Поэтому совершенно естественны были сомнения о. протоиерея Смирнова. По-видимому, эти сомнения разделял тогда и арх. Серафим, который и решился обратиться по этому поводу к Св. Патриарху. Во избежание возможной церковной смуты или замешательства, а также ввиду затруднительности для Петроградского Митрополита управлять этими церквями при создавшихся условиях, Всероссийские церковные органы согласились на такую меру, как временную. Таким образом, митр. Евлогий, тогда еще архиепископ, получил в управление эти церкви от Всероссийской церковной власти, хотя сам вопрос о подчинении ему этих церквей был поставлен Церковным Управлением Юга России. Все это показывает, что как преемственность Заграничного Церковного Управления от церковных управлений юга, так и признание его со стороны св. Патриарха Тихона являются далеко не безусловными. По крайней мере, св. Патриарх в своем послании 1923 года открыто заявил, что Заграничное Церковное Управление возникло помимо него, лишь с благословения Константинопольского Патриарха.