Русская церковная смута 1921-1931 гг.

Данные собором 1917 года формы приходской организации и выборности духовенства и епископата в другое спокойное время могли бы, может быть, и не войти так глубоко в жизнь, как это случилось в настоящее героическое время в России. Приходы, например, почти чудесно разрешили ту материальную задачу, перед которой русское правительство два столетия стояло, как перед неразрешимой проблемой. Под бичами и скорпионами большевизма новорожденные приходы, в голодающей и нищей стране, после ограбления всех церковных ценностей, сумели обеспечить культовую жизнь церкви и дать содержание духовенству. Коммунистические законы воспретили нормальное функционирование центральных и епархиальных органов управления, обезглавили церковь, не говоря уже об арестах и ссылках иерархии и всяческом поддерживании конкурирующих раскольнических формаций (живая церковь). Несмотря на это, молекулярная интенсивная жизнь церкви бьет живым ключом в скромных приходских ячейках.

Конечно, внутренняя духовная живучесть Русской Церкви, проявленный ею бесспорный героизм мученичества и исповедничества не могли быть даны ей никакой внешней силой и никакими внешними формами со стороны. Как не мог отнять и окончательно угасить этих внутренних духовных возможностей и стеснявший ее свободу старый синодальный строй. Тут проявилась неумирающая сила Христовой веры вообще во все времена и у всех народов, в частности и у религиозно-одаренного русского народа. Но историк обязан с благодарностью признать и учесть, что реформа церкви 1917 г., ничего не прибавляя к внутренним благодатным силам Русской Церкви, дала ей, несомненно, великую помощь и внешнее подкрепление в ее теперешнем тяжелом положении.

Велико значение, помимо всяких утилитарных соображений, устройства церкви на правильных канонических началах, даже если внешнее большевистское насилие и не позволяет их вполне воплотить в конкретных открытых формах. Великую невесомую ценность для Русской Церкви в ее нынешнем героическом подвиге составляет ее внутреннее сознание своей канонической непорочности и, наоборот, порочности и греховности всех тех единиц, групп и целых частей Русской Церкви, которые, самочинно и беззаконно, не по установленным канонами правилам, отпадали от ее законной центральной власти. Даже не имея во главе своего патриарха, из-за внешнего препятствия со стороны коммунистической власти, Русская Православная Церковь имеет его в своем сердце и в своем добром намерении избрать и вместе с тем развернуть всю полноту своей канонической организованности в первую же минуту внешнего освобождения. Если можно так выразиться, с момента своего восстановления на соборе 1917 года Русская Церковь полна внутреннего духовного здоровья, полна чувством своей канонической праведности и святости. Это сознание воодушевляет ее и заставляет забыть обо всех внешних привилегиях прошлого синодального периода, когда лучшие русские иерархи и высоко культурные члены церкви непрестанно воздыхали в тяжких объятиях государственного плена и чувствовали себя очень смущенными под ударами злой критики римско-католиков, упрекавших их в предательстве свободы церкви. Равным образом Русская Церковь, отныне безупречная с точки зрения канонических норм, чувствует себя морально сильной и в неразрешенном еще каноническом вопросе о закономерности процесса отделения от нее ее бывших частей. Как Церковь-мать, она имеет бесспорное право произнести окончательный, ей по канонам принадлежащий суд над этими отделениями и дать всем неправильностям в нужных случаях любовную амнистию. Прежняя, неправильно устроенная и несвободная, Русская Церковь старого режима этого суда морально не в силах была бы произнести.

Есть ли, однако, во всех этих благих последствиях для церкви какая-нибудь действительная заслуга Временного правительства, прямая или косвенная? Несомненно, есть. Ломка старого церковно-правительственного строя и замена его новым, если бы она совершилась даже и вне политической катастрофы, все равно должна была бы причинить немало боли иерархическим лицам, занимавшим привилегированные посты в прежнем административном аппарате Церкви. К этому при революции присоединился еще взрыв веками накопленного недовольства низших клириков против высших. Все эти неприятные переживания некоторых элементов Церкви проистекали из переворота, как такового, а не из программы, намерений и воли Временного правительства.