Однажды, недели через две после приезда Дмитрия Павловича, к ней заглянула Аннушка — сорокалетняя балаболка, жившая на противоположном конце деревни. Зашла якобы за лавровым листом, но осталась посплетничать. Доктор в это время сидел на мансарде и барабанил на машинке, Тамара Михайловна чистила печь. Аннушка заговорщическим шепотом принялась подталкивать подругу к откровенному разговору.
— А ко мне тут твой дачник заходил.
— Зачем?
— Ну не знаю. Водички попросил попить. Мол, идет из лесу, устал… Я его в избу пригласила. Поболтали. Культурный мужчина. Не то что наши — кроме мата и «дай выпить», ничего не услышишь. Обещал еще зайти…
— Зачем? — вновь переспросила насторожившаяся Тамара Михайловна.
— Да так, навестить… А ты никак ревнуешь? У тебя с ним отношения, что ли? Так ты скажи, не стесняйся.
— Какая разница? — с раздражением отмахнулась хозяйка. — Человек отдыхать приехал, вот и все отношения.
— Ой, Том… Да я же все вижу, — перекосилась в улыбке толстая разведчица, — а ты-то как ему?
Тамара Михайловна хотела было осадить Аннушку без намеков, но внезапно за стенкой раздался какой-то загробный каркающий смех, перешедший в протяжный демонический стон. Если б здесь был доктор Ватсон, он подметил бы, что так кричит выпь на болотах. Или воет собака Баскервилей.
Женщины переглянулись.
— Чего это? — испуганно прошептала Аннушка и перекрестилась.
— Дмитрий Павлович, — так же шепотом ответила Тамара Михайловна, — может, ему плохо?
Она вытерла руки о передник и бросилась на мансарду. Аннушка осталась в комнате.
Доктор сидел над машинкой как ни в чем не бывало и, улыбаясь, читал написанный им текст.
— Дмитрий Павлович, что-то случилось?
— Нет-нет, все в порядке.
— Вы сейчас… — Тамара Михайловна подобрала нужное слово, — так смеялись. Страшно…
— Серьезно? — сложил брови домиком гость. — Я даже и внимания не обратил. А что, действительно страшно?
— Я думала, вам плохо…
— Извините ради бога, Тамара Михайловна. У меня это случается иногда. Слишком плотно вхожу в шкуру своего героя. Эмоции захлестывают. Не обращайте внимания… Главное, из образа обратно выйти.
Дмитрий Павлович вновь растянул губы в своей уютной улыбке.
— Может, водички хотите? — предложила хозяйка.
— Нет, благодарю… Я постараюсь вас больше не пугать.
Он снова склонился над машинкой. Тамара Михайловна вернулась в комнату.
— Ну, что там?
— Это он книжку свою пишет. Говорит, в образ вошел, — успокоила хозяйка гостью. — Мол, бывает у него такое.
— Да? — недоверчиво посмотрела на подругу Аннушка. — А сам с собой он не разговаривает случайно?
— Не замечала.
Аннушка поднялась и поплотнее прикрыла дверь:
— А по-моему, он странный какой-то. Я тебе не хотела говорить, но уж раз такое дело…
Соседка осторожно покосилась на стену мансарды и едва слышно рассказала:
— Третьего дня мой Рыжик домой не вернулся. Обычно к вечеру он к своему блюдцу с молоком как штык, хоть часы сверяй… Я затревожилась. Слышала, у нас волки объявились. Котов таскают гулящих. Я до часа ночи ждала, потом не выдержала, решила ко Мсте сходить, покликать. Он, бывает, на берегу кротов ловит. Взяла фонарь, пошла. Кличу, кличу, нет Рыжика. А луна яркая, небо чистое, все и без фонаря видно. Подхожу к обрыву, знаешь, который напротив старой конюшни, и вижу твоего постояльца! Я хотела было поздороваться и тут замечаю, он как-то руками странно водит. Словно колдует! Вот так.
Аннушка, выпучив глаза и раскорячив пальцы, разогнала воздух круговыми движениями.
— Да тебе не померещилось ли? — изумилась Тамара Михайловна.
— Я его, как тебя сейчас, вижу! Стоит, на луну таращится, руками крутит и какую-то абракадабру шепчет! Я тихонько на дорожку и бегом домой… Рыжик, кстати, до сих пор не вернулся.
— При чем здесь твой Рыжик и Дмитрий Павлович?
— А при том… Не он ли его?
— Что?
— Съел!
— Тьфу ты, типун тебе на язык… Мелешь всякую чепуху!
Тамара Михайловна вновь принялась за печь.
— Ты погоди, — не успокаивалась Аннушка, — у нас в деревне бобыль жил. Сейчас-то уж помер. Мне хоть и было семь годков, но я все помню. Вот он запирался в доме и так же, как твой дачник, каркал и выл. Сама слышала. И глаза у него тоже зеленые были. А по ночам в лес уходил. В сторону болот. Так вот мать говорила, что он самый настоящий ведьмак. С пропавшей купеческой дочкой дружбу водил. Его вся деревня боялась… И кошки пропадали!
— К чему это ты клонишь?
— А не ведьмак ли твой Дмитрий Павлович?
— Перестань пугать, — отмахнулась хозяйка, — он приличный человек, культурный. Врач, в конце концов.
— А что, культурный и приличный человек не может быть ведьмаком? Это он на людях приличный. А в душу не заглянешь. Обратно, какой нормальный человек просто так, задаром, пишет книжки? Вдруг это заговоры тайные?
— Да какой еще ведьмак? Он же добрый. Мне помогает, людей бесплатно лечит. А книжки для него отдушина.
— Еще неизвестно, что там за отдушина. Ты его всего две недели знаешь. А целиком хороших людей не бывает. Если в чем-то он добрый, значит, в другом — злой. Это я тебе точно говорю. И сердцем чую, не чистое здесь дело. Не чистое.