Адъютант удивленно посмотрел на меня. Мой непочтительный вопрос покоробил его. Чтобы нагнать на меня жару, он важно произнес:
– Его превосходительство генерал-лейтенант Макаренко назначается министром юстиции.
Тут уж я удивленно посмотрел на ротмистра.
Макаренко в это время пригласили к Драгомирову.
– Как? – готов я был кричать вслух. – Это воплощение ненавистного старого режима, прогнанный в начале революции, как вреднейший для России человек, здесь будет в составе правительства и станет насаждать правосудие! Что ж это будет за обновление? Во имя чего же ведется гражданская война?
Тогда я еще плохо знал верхи Доброволии.
Тонкий светский человек, Абрам Михайлович принял меня более чем любезно. Узнав, что я профессионал военно-судебного дела, еще более усугубил свое внимание.
– Как же, как же! Нам нужны такие люди. Мы будем строить Россию на началах права и законности…
– Которые будет насаждать ген. Макаренко, – подумал я.
Меня крайне интересовало, какова же в конце концов политика Доброволии, стоит ли последняя за Учредительное Собрание, какую собирается проводить программу и т.д.
– Скажите, – задал я вопрос генералу, – какие цели преследует ваша армия?
Драгомиров иначе понял мои слова.
– Цели? Наша ближайшая сейчас цель – идти на Волгу, на соединение с Колчаком, чтобы общими силами ударить на большевиков с юга и востока.
Таков, надо полагать, был первоначальный стратегический план Деникина. Драгомиров даже не считал нужным скрывать его.
В 1918 году этому плану не удалось осуществиться из-за отсутствия достаточных сил, а в 1919 году его отвергли из нежелания делиться лаврами и портфелями с министрами Колчака.
Драгомиров отправил меня к начальнику деникинского штаба ген. Ив. Пав. Романовскому, злому гению Доброволии. Черносотенцы его считали масоном, либералы – черносотенцем. В действительности он представлял из себя тупого, недалекого солдата, притом довольно надменного, свыше меры честолюбивого. Он являлся родоначальником добровольческого сепаратизма и всегда ревниво оберегал первородные права Доброволии.
25 сентября, утром, я зашел в приемную Романовского. Там тоже сидело несколько человек, из которых иные, несомненно, только что прибыли в Екатеринодар на ловлю счастья и чинов.
Вот сырой, толстый генерал. Видно и по лицу, и по одежде, что судьба уже потрепала его, но еще не смирила. Придавила, принизила, но не укротила, не вышибла олимпийского духа. Надменный вид. Ядовитая улыбка.
Это бывший астраханский губернатор, – так он сам отрекомендовался мне.
Сидя в приемной у какого-то, едва вынырнувшего из неизвестности, генерала, этот бывший сановник старается как можно любезнее говорить с посетителями в малых чинах. Но по его злобному лицу чувствуется, что дай опять этому Юпитеру власть, и он снова начнет метать громы и молнии, сгибать в бараний рог, показывать кузькину мать.
Вот и другой тип. Тоже довольно солидный, осанистый генерал от кавалерии Смагин. Он величественен и невозмутим. Потому что «у дел». Он ни много ни мало посол всевеликого войска Донского при ставке главнокомандующего. Он даже не садится, а стоит у двери кабинета, зная, что, как только явится Романовский, ему прием вне очереди.
Потрепанный, безработный губернатор смотрит на него с завистью. И с несомненной ненавистью. И, несомненно, уже готов шипеть по адресу благообразного, прилично одетого Смагина:
– Самостийники! Приструнить бы вас надо.
Через два года судьба сравняла их. Бывший губернатор сделался нахлебником сербов, ген. Смагин – болгар, которые дали ему пенсию как участнику войны 1877 года.
Романовского ждали довольно долго. Когда он наконец прибыл и увел к себе в кабинет посла войска Донского, дежурный офицер сообщил нам:
– Господа! Генерал Романовский сейчас от Алексеева. Полтора часа тому назад не стало Михаила Васильевича.
Эта новость никого не поразила. Основатель Добровольческой армии уже несколько недель находился на краю могилы.
Дождавшись очереди, я вошел к Романовскому и подал ему записку Драгомирова, который писал:
«Я полагаю, что в дальнейшем нам придется формировать военно-судебные учреждения, и такие специалисты, как предъявитель сего, нам будут крайне необходимы».
Драгомиров, чуждый «добровольческого сепаратизма», ошибся.
– Извините! Мы даем у себя места только тем, кто был с нами в походе, – холодно заявил мне Романовский, когда я сказал ему, что если Добровольческая армия требует от меня поступления на военную службу, то пусть меня назначат служить по специальности.
Ответ и тон Романовского смутили меня.
– Генерал Драгомиров сообщил мне, что правительство примет все меры к насаждению права и законности. Не будете же вы формировать суды из неюристов?
– Пока что мы довольны тем судом, который у нас есть.
Генерал был прав.