Русская Вандея

На пышной похоронной тризне, устроенной во втором общественном собрании, атаман Филимонов, после ряда грустно-слезливых речей, несколько утешил законодателей, прочтя только-что полученное известие о взятии Царицына Врангелем.

Громкое ура огласило залу.

Через полгода царицынский победитель сам облек Раду в траур, только не на три дня, а на три месяца.

Убийство Рябовола задело за живое и линейцев. Обе кубанские группировки теперь сблизились в своей борьбе против «единонеделимцев», не терпевших даже умеренных автономистов, к которым причисляли себя линейцы. Кровавая расправа с председателем Рады подталкивала кубанцев на все более и более резкие выпады против Доброволии.

Кое-где в станицах раздались крики:

— Долой добровольцев!

Агитация против Деникина, особого совещания и черносотенцев была, как нельзя более, на руку станичникам, не желавшим итти на фронт. Уклонение от фронта теперь приобретало характер протеста против «единонеделимческого» засилья и произвола.

— Не пийдем ковати соби кайданы!

Из станиц посыпались приговоры, в которых излагались требования немедленно сформировать Кубанскую армию, наподобие Донской, для защиты Рады и правительства; изгнать монархические элементы, особенно лиц, причастных к высшим сферам павшего самодержавного строя, и т. д.

Террористический акт вызвал азарт политических страстей.

Когда агитация против Добровольческой армии перекинулась в станицы, и без того полные дезертиров, Осваг спохватился и начал муссировать слухи, что будто бы убийство Рябовола — дело большевиков, которым на руку усиление внутренней борьбы в белом стане. Потом, когда стало известно, что Рябовол убит после прогулки по Ростову с дамой, приплели романтическую подкладку. Политика, мол, не играла никакой роли в гибели Рябовола.

В белом стане в это время подвизался сомнительный герой дворца Юсупова и несомненный шут Таврического дворца — В. М. Пуришкевич. Круг гнал его из Ростова, Рада — из Екатеринодара. Тут и там казачьи демократы затыкали ему рот. Зато он вволю писал.

Такое крупное событие, как убийство Рябовола, не могло не вдохновить Володю. В ростовской сверхпогромной газете «На Москву», достойной Пуришкевича, он посвятил ростовскому кровопусканию стихотворение «Кубань и Рада», вполне достойное этой газеты:

В дни борьбы и произвола
Все-ж дерутся петухи:
Кто-то кокнул Рябовола
За любовные грехи.

Все бывает в пьяном деле…

Без конца, — то там, то тут,
Раз по восемь на неделе
Рябоволящим капут.

Но политикам Кубани

Этот случай благодать:
Гвалт поднялся в левом стане;
Эй, гляди, не прозевать.

Будет странно, станет глупо,

Если в наши времена
Не посеем мы у трупа
Пропаганды семена.

И в воинственном экстазе

Заработали Бычи,
Дали новый ход заразе
Душ народных палачи.

Самостийным вожделеньям

Чудный выискав предлог,
 По станицам, по селеньям.
Шлют гонцов, сбиваясь с ног.

Труп для них стал жирным злаком

(Рябовол душой был наг)…
Но хотят они казакам
Сунуть в руки красный флаг.

И над павшим волокитой,

Что погиб, как тать, как вор,
Ложью мнят зажечь избитой
Потухающий костер.

Но казакам чужды бредни…

И Макаренкам в ответ
Гонит к чорту из передней
Делегатов Пересвет.

— «Вон! скажите вашей Раде,

Что кубанцы с давних пор
Погибают в бранной страде,
Отойдя от милых гор,

Не за красные знамена

Самостийных главарей,
А за то, чтоб стать у трона
Стражем будущих царей».[237]

«Следствие по делу об убийстве Рябовола находится в надежных руках донских органов власти. Убийство совершено на территории Дона и строжайшее расследование уже производится донским правительством. Следы преступления уже найдены. Есть уже арестованные», — сообщала «Вольная Кубань» через несколько дней после убийства.

Но кубанский официоз ошибался. Донское правительство, как таковое, палец о палец не стукнуло, чтобы разыскать убийц Рябовола. Следствие же, действительно, производилось судебным следователем по особо важным делам г. Павловым, не казакоманом, не политиком вообще, а добросовестным судебным работником.

Вот что ему удалось установить.