Русская Вандея

«Если вы были в Мадриде, наверно видели в картинной галерее Прадо кисти Веласкеза портрет Хозе Альвардо. Этот офицер, во славу Бурбонов и Габсбургов, завоевал в Новом Свете целые страны. Завоевал с горстью таких же, как и он сам, храбрецов и дерзких искателей буйных романтических приключений. Молодой генерал-лейтенант внешностью своей весьма и весьма напоминает конквистадора, и не только внешностью. Но Хозе находился в лучших условиях. Он воевал с безоружными дикарями, Кутепов с вооруженными до зубов красноармейцами, дерущимися с бешенством отчаяния и ведомыми целой фалангой опытных офицеров генерального штаба.

В завоеванных губерниях он мудро правит. Он успевает объезжать завоеванные города.

Воспитанный в гвардейских традициях славной петровской бригады,[105] ген. Кутепов, как истинный рыцарь, чуток до щепетильности к чести офицерского мундира. Он требует и умеет властно подтвердить Свое требование, чтобы каждый офицер его корпуса без страха и упрека и с достоинством носил и свой мундир и свои погоны.

Таков внешний и духовный портрет одного из лучших, самых героических вождей Добрармии, идущего со своим железным корпусом по большой московской дороге, чтобы освободить иверские святыни».

В настоящее время это словоизвержение брехливого публициста можно принять за злую, но довольно тонкую сатиру.

Двойник испанских авантюристов…
Большая московская дорога…

Конечная цель — сокровища Кремля и Иверской часовни.

В самом деле, чем не портрет крупного бандита?

XIII МАМОНТОВСКИЙ РЕЙД

Ни одна боевая операция не прогремела так звучно в белом стане, как знаменитый набег Мамонтова на внутренние области России. О нем много говорили и в красном стане, по которому полтора месяца бесстрашно разгуливал усатый генерал с корпусом донцов.

План этой экспедиции разрабатывался начальником штаба Донской армии ген. — лейт. А. К. Кельчевским и держался в строгом секрете. Надо отдать справедливость, до поры до времени сумели держать язык за зубами. «Полет донской стрелы», — так фигурально называли мамонтовский рейд журналисты, — ошеломил своей неожиданностью как врагов, так и своих.

В корпус Мамонтова отобрали лучшие донские конные части.

Дивизиями командовали наиболее известные донские генералы Секретев и Постовский.

Ближайшей целью было поставлено разрушение неприятельских баз, порча железных дорог, разгон небоеспособных резервистов, — одним словом, полный разгром красного тыла.

Но вместе с этим Мамонтов получил и другое, более эффектное, задание: — Занять налетом Москву!

Об этом он сам поведал, после возвращения из рейда, корреспонденту «Донских Ведомостей», напечатавшему свою беседу с ним в официозе.[106]

Из среды других видных полководцев белого стана донской генерал[107] Константин Константинович Мамонтов счастливо выделялся многими положительными качествами. Он прежде всего не пил и не любил пьяниц, а уже одно это делало его уникумом.

Далее, это был военный труженик, хотя и не бог весть как образованный, но достаточно серьезный и вдумчивый.

«Он не только командир, который только управляет своими войсками, посылая в бой свои полки и дивизии, который так далеко от окопов, что становится чужд войскам. Он в их рядах, как первый между равными», — писала про Мамонтова «Донская Волна»[108] еще задолго до рейда.

Противопоставляя его другим полководцам, член Круга П.М. Агеев, один из образованнейших донских законодателей, отметил на страницах «Вольной Кубани», что Мамонтов чужд надменности, напыщенности и фразы.[109]

Этот бывший гусар, сроднившийся с казаками, в эпоху Краснова отличался на Царицынском фронте, а в период весенней кампании 1919 года прославился больше всех донских генералов. Теперь он повел донцов на Москву обходным путем, так как поход кубанцев, во главе с ген. Шкуро, большой московской дорогой не увенчался успехом.

Первое селение на территории врага, которое занял экспедиционный корпус, было Еланское Колено, в восточном углу Воронежской губернии.

Здесь, в прифронтовой полосе, казаков уже знали хорошо, но не совсем с хорошей стороны. Кроме того, здешним жителям осточертела бесконечная война, разорявшая их до тла. Им хотелось только одного: замирения. Поэтому новых завоевателей они и не собирались приветствовать цветами, даже хлеб и ночлег давали нехотя.

Мамонтов не желал прибегать на первых же порах к насилиям и более или менее терпеливо отнесся к холодности «хохлов». Но на казаков и офицеров это недружелюбие подействовало удручающе.

Червь сомнения начал грызть сердца.

— Есть ли смысл итти туда, где о нас и слышать не хотят? Авантюра!

Вождь слышал эти речи и мужественно переносил их.[110] Чем глубже заходили в Россию мамонтовцы, чем большим спокойствием пользовалось население и чем меньше сказывались на нем тяготы гражданской войны, тем спокойнее встречали казаков в городах и селах. На первых порах летучее полчище возбуждало любопытство. Потом некоторые элементы даже стали любить Мамонтова.