– Горченко хотелось бы, чтобы президент Вольфовиц обратился к нему с просьбой кое о чем, о некоем акте дружелюбия, – не отступал Бобби. – Он хочет совершить этот акт, но к нему должны обратиться публично.
– Акт дружелюбия? – В голосе посла впервые послышался интерес.
– Он хочет, чтобы президент попросил его вот о чем. Чтобы советская делегация в Европарламенте внесла резолюцию, предлагающую Советскому Союзу доставить на орбиту одного американца, а затем ЕКА – позволить ему совершить путешествие на «Гранд Тур Наветт» к Луне и обратно.
– Вы говорите бессмыслицу, Рид. Аэрофлот никуда не летает, а Горченко на сегодня – не президент. Есть весомые шансы на то, что на орбитах скоро не останется ничего, кроме «Космокрепости Америка» и черепков от советских спутников.
– Этого не будет, если выберут Горченко. Видите ли, господин посол, он хотел бы, чтобы Вольфовиц отнесся к нему как к действующей фигуре. Ответом будет жест доброй воли. Пусть мир увидит, что два таких человека могут договориться хотя бы в небольшом деле.
– Уточним: кто будет бенефициантом этого праздника гласности
?Франя видела, что Бобби заколебался, его сжало, как шагреневую кожу, – он понимал, как воспримет его ответ американский посол.
Но Бобби подобрался, вздохнул и сказал прямо и просто:
– Мой отец, Джерри Рид, который был главным конструктором ГТН.
– Ваш отец! Всего доброго, господин Рид!
– Мозг Гарри Карсона! – выкрикнул Бобби, прежде чем посол успел отключить видеотелефон. – Я точно знаю, что случилось с мозгом Карсона, мне сказал Нат Вольфовиц, когда мы вместе писали.
– Что-о? – спросил посол, и его палец замер над выключателем.
– Если вы знаете, о чем речь, вы поймете, что я с Натом на дружеской ноге – о вас этого не скажешь. А если не поймете... La m?me chose, n'est-ce pas? [80]
– П-понятия не имею, о чем вы... – заикаясь, сказал посол. Но Франя видела, что теперь он не спешит закончить разговор.
– Я прошу вас об одном – положить мое сообщение на стол Вольфовица. Без комментариев. Я не прошу вас ввязаться в это дело. Как всегда говорит моя матушка, первый закон бюрократии – прикрыть собственный зад.
– Я ничего не обещаю, Рид, – промямлил посол.
– А я не прошу вас обещать, – сказал Бобби и теперь сам прервал связь.
– Высший класс, Бобби! – сказала Франя с искренним восхищением. – Думаешь, это сработает?
– Если мы свяжемся с Вольфовицем, – сказал Бобби.
– Потому, что этот человек был когда-то твоим приятелем?
– Я уверен: и Вольфовицу и Горченко сейчас необходимо что-нибудь подобное. Они так и осыпают друг дружку воздушными поцелуями. Меня не удивит, если Горченко уже провернул это по другим каналам.
– Грязные политиканы, – проворчал отец.
– Не брыкайся, папа, – сказал Бобби. – На сей раз они работают на тебя.