Русская война. 1854

— Но это их планы! — поручик чуть повысил голос. — Для нас массовая атака — это наилучший исход. По крайней мере один раз! Дмитрий Васильевич, помните, мы делали в углу склад? Не могли бы вы раздать ракеты?

Только сейчас Ильинский вспомнил, что действительно делали. Сложили туда всю сотню ракет Константинова, что Щербачев не стал отправлять в Севастополь. Сотня — столько ракет на флоте могли потратить за год, и это при паре эскадренных боев. А он собирался сжечь их за один раз? Ильинский почувствовал, как его сердце зашлось то ли от волнения, то ли от предвкушения, что же будет дальше. Однако это не помешало ему выполнить приказ.

Взяв на подмогу пятерку матросов, он разнес ракеты по позициям, показал, как их прятать во время канонады, чтобы не зацепило случайными разрывами, как поставить направляющие, как поджечь заряд, чтобы ни тебя, ни соседей не зацепило вырывающимися наружу потоками пламени.

И вот они ждали новой атаки. У груди ружье, в ногах стальная труба.

— Полк! Они действительно пустили против нас целый полк, и вдали видно всадников. Хотят догнать, если решим отступить, — донес наблюдатель, и Ильинский понял, что уж очень крепко они достали англичан, если те готовы рискнуть теми немногими лошадьми, что привезли в Крым на кораблях.

— Залп! — Щербачев махнул рукой, и около пятидесяти шагающих к ним англичан рухнули на землю.

— Перезаряжай! Залп!

Ильинский понял, что его потряхивает так, как не потряхивало даже в море. Впрочем, там он и не выходил на бой один корабль против десяти.

— Десять ракет через трубы! Огонь! — новый приказ.

Ильинский был одним из тех, кто вызвался идти в первой линии. Труба — изобретение, чтобы гасить пламя выстрела, специально для деревянных кораблей. Увы, их было немного, но зато с их помощью можно было обеспечить возможность выстрела для остальных. Дмитрий Васильевич высунулся почти на полкорпуса, чтобы направить ракету точно в цель.

— А ну, назад! — рванул его за хлястик проходящий мимо Щербачев, еще и лицо такое сделал, злое-злое. — Стреляем по дистанции, высоту наводки тебе покажут, все остальное — плевать. Ты и все остальные наши для меня дороже даже сотни врагов! Все понял?!

— Есть! — Ильинский мог выругаться, мог сказать, что у него звание выше. Но он не сделал так раньше, поверив, что этот странный поручик разбирается в деле лучше, чем он, не сделает и теперь.

Забыв про гордость, Ильинский сполз ниже, выровнял трубу, ориентируясь на остальных стрелков, а потом поджег стопину. Пороховая смесь вспыхнула, языки пламени безобидно вырвались из нижней части трубы, а сама ракета рванула вперед и устремилась в сторону врага.

— Три — перелет, одна — недолет, — донеслось от наблюдателя. — Шесть точно в цель.

— Вторая волна! — тут же заревел Щербачев, первым выскакивая из окопа. И кто там говорил про не рисковать?

Ильинский вылетел следом, готовый прикрыть друга — да, именно друга! — но, к счастью, этого не потребовалось. Передние ряды противника после шести картечных зарядов смешались. Они шли вперед, но почему-то не останавливались для залпа. Почему? Ответ пришел почти сразу. Потому что под огнем артиллерии — а они, кажется, решили, что их накрыла какая-то тайная батарея — не останавливаются.

Уже скоро это замешательство закончится, но все ракетчики успели навестись. Новый залп. Ильинский со вздохом проводил взглядом не меньше трети ракет, которые опять ушли мимо. Но зато почти пятьдесят накрыли английские шеренги, выкашивая картечью и взрывами гранат сотни противников. Кровавое, невероятное зрелище. И это устроили они? Всего четыре сотни человек?

— В штыки? — до Ильинского долетел крик того ефрейтора, которому двинул Щербачев.

Пожалуй, и сам капитан-лейтенант согласился бы, что сейчас это имело смысл. Воспользовавшись замешательством, они могли обратить в бегство целый полк, а потом на его плечах ворваться на батарею и захватить вражеские пушки.

— Никаких штыков! — поручик был непреклонен. — Что мне лишняя сотня трупов, если вы все сдохнете! Беглый огонь, и уходим на север!

Еще час назад Ильинский первым бы отказался выполнять такой трусливый приказ, но сейчас… После всего, что Щербачев показал и сказал, в голове не возникло даже тени сомнения в том, что поручик знает, что делает.

* * *

Я не знал, что делать.

Сначала ведь план казался таким хорошим. Отступить, прикрыться от кавалерии первой линией окоп, дать залп ракетами, а потом добить смешавшиеся порядки и, если повезет, еще и пушки прихватить для будущей обороны. Вот только после пары часов с моими матросами и владимирцами у меня просто язык не повернулся отправить их врукопашную. Видимо, я не очень хороший командир, раз не смог разменять пару пешек на слона… К счастью, в голове неожиданно родился другой план, как можно добыть ценные припасы для подготовки к обороне. И без лишнего риска.

— На север! — повторил я приказ и перешел на легкий бег.

— Нельзя бежать, — меня одновременно догнали Ильинский и Игнатьев. Ефрейтора аж потряхивало. — Солдаты от бега паникуют, команды не слышат, а враг…