Русская война. 1854. Книга 4

Лешка еще несколько секунд смотрел, как горят отлетающие от «Призрачного огня» капли, как даже после попадания в воду они продолжают чадить… Он встряхнул головой и все-таки скомандовал возвращение.

* * *

– Цепь сорвалась!

Крик командира четвертого «Медведя» долетел до Руднева. Обидно, но не страшно: все мехводы знают, что делать в таких ситуациях. Повернуться к стреляющему врагу носовой проекцией, где стоит самая толстая броня, но немного под углом, чтобы техник мог работать в относительной безопасности.

Все-таки часто рвутся цепи, даже с новой, удивительно крепкой сталью, часто! Но это цена, которую броневикам Руднева приходится платить за проходимость. Сначала-то на них стояли самые обычные скрытые внутри кузова колеса, как на повозках Гернея. Но Щербачев приказал отправить машины в поле, и даже небольшие горки с ямами стали неодолимым препятствием. Тогда-то они и решили перейти к цепям.

Нет, сначала Щербачев пытался сделать какие-то гусеницы, но не получилось. И вот цепи! По три на каждую сторону броневика. Внутри шесть колес: четыре опорных, еще по одному ведущему, запитанному от паровиков, спереди и сзади. Колеса крутятся, цепь едет и тащит «Медведя» хоть по полю, хоть по горкам. Тут лишь бы пара хватало, чтобы сдвинуть с места поршень.

– Четвертый в строю! – еще один крик.

Значит, ничего серьезного. Заменили порванное звено, подтянули остальные, и можно ехать дальше. До Константинополя хватит, а ночью техники уже нормально откалибруют.

Сам Руднев, возможно, сразу бы попробовал доехать хоть до самого султанского дворца, но план был более осторожным. Щербачев очень опасался отправлять «Медведей» на узкие улочки старого Константинополя, поэтому по плану войска должны были просто занять позиции на границе города. Где-то здесь, на краю Перы, северного района турецкой столицы, должен входить в город водопровод, и эта вода была нужна армии.

– Впереди церковь. Русская! – Руднев сверился с картой, которую подготовили для них люди Дубельта.

Из ворот небольшого храма, будто приклеенного к склону одного из множества местных холмов, как раз вышел облаченный в простую холщовую одежду священник и, словно не увидел ничего необычного, перекрестил идущие прямо на него машины.

– Батюшка, – Руднев быстро поклонился, когда проезжал мимо, но тут священник помахал ему рукой. – Какие-то новости?

Капитан приказал мехводу чуть притормозить.

– В старом городе греки готовы выйти на улицы и помочь освободить их от власти султана, – священник смотрел сквозь них. Странный он все-таки.

– Много их?

– Нас много, но самим нам не справиться.

Взгляд священника остановился на капитане. Только сейчас тот понял, что батюшка говорит с заметным акцентом. И пусть на карте Дубельта написано, что церковь русская, но сам священник точно грек. И именно их считает своими… Руднев вспомнил, как они готовили эту операцию.

Как радовался Дубельт, когда вышел на греческое подполье, и как ругался Щербачев, когда отказывался проливать русскую кровь за чужую свободу и чужое счастье.

– Век будут помнить, – попробовал тогда настоять на своем шеф жандармов.

– Как австрийцы? На сколько хватило их вечной благодарности? На пять лет? – иногда капитан словно совсем не верил в людей.

Но именно здесь и сейчас Руднев осознал, что полностью с ним согласен. Он видел горящую вражескую машину, падающую с небес. А что, если его «Медведей» зажмут на узких улочках и закидают этим греческим огнем? Нет, умирать за своих он готов. Но умирать за чужих, подставляя своих, тех, кто рассчитывает на его силу, на его броневики – нет, этого не будет.

– Так я могу передать нашим, что вы идете? Когда наступление? – священник продолжал смотреть на капитана.

– Не могу знать, – Руднев спрятался за армейской дисциплиной. Все-таки порой с ней намного проще. – Наша задача взять и удерживать водопровод. И… Если кто-то захочет отойти из города в нашем направлении, мы их пропустим и защитим.

– Думаете, на этот раз вы сможете больше, чем прибить щит на ворота Царьграда? – священник словно бросил вызов капитану. Мол, смотри, ты не Вещий Олег.

– Сможем, конечно, – ответил Руднев. В голове капитана мелькнула мысль, что это мог быть какой-то шифр, но… Потом он обо всем расскажет Дубельту и Щербачеву, а пока надо доделать то, что должно.

Позади уже было слышно рев труб и грохот барабанов. При всем параде Владимирский полк во главе с генералом Квицинским подходил к северной окраине Константинополя.

* * *

Павел Степанович никогда и никому об этом не говорил, но после смерти адмирала Лазарева ему казалось, будто все кончено. Владимир Алексеевич старался подхватить его знамя, но Корнилов – это не Лазарев, и все это понимали. Ему не хватало решительности и авторитета своего учителя. Нахимов это чувствовал, но не мог сказать, и поэтому они порой просто ругались с Корниловым… До осады! Война все расставила по своим местам. Что важно, что нет.