Русская война 1854. Книга вторая

— Это капитан Ильинский, — пояснил Прокопьев. — Он не хотел рассказывать, чтобы не сглазить, но, помните, он спросил точное время операции? Так вот он через своих знакомых передал, чтобы все разъезды по ночам передавали его в море.

Я задумался. Торговцы союзников часто жались к берегам, так что вероятность того, что охотящаяся за ними эскадра Новосильского могла заметить послание, была довольно высока. Надо будет, кстати, взять в будущем на заметку, что стоит договориться хотя бы о такой связи… Но все же! Каков контр-адмирал — поверить сообщению неизвестного и повести всю эскадру на рискованнейшую вылазку, только чтобы помочь нам!

Мне много чего хотелось сказать, но я не мог. Потому что сейчас и у меня бы голос не удержался и дрогнул. Боже… Как же это на самом деле невероятно, когда свои приходят на помощь!

— Начинаем снижение, — когда до кораблей оставалось около километра, я начал заводить «Ласточку» против ветра. Надеюсь, я учту все из записок мичмана Уварова, и мы никого не потеряем. А даже если и так… Как он писал, пара минут купания — это совсем не страшно.

[1] Планеристы назвали термиками потоки теплого воздуха от нагретого солнцем грунта, в которых они могли парить.

[2] Взяли почти оригинальный приказ, который звучал так. «Лорд Раглан желает, чтобы кавалерия двинулась быстро вперед вслед за неприятелем и не позволила ему увезти орудия. Конная артиллерия может сопровождать ее. Французская кавалерия у вас на левом фланге. Немедленно». Только в нашем случае это будет реакция не только на потерю нескольких пушек и укреплений, но еще и на атаку флота.

Глава 15

— Хороший полет, пилот! — я протянул руку, помогая Илье Алехину выбраться на палубу «Императрицы Марии».

В итоге из нас всех только он не рассчитал, шел слишком низко, прямо по уровню палубы. А волна возьми и подкинь корабль. В итоге «Ласточка» разлетелась на части — хорошо еще, что Алехин успел сбросить скорость почти до нуля и каким-то чудом ухватился за сетки на гальюне. Если что, гальюн — это еще не туалет, а просто свес на носу судна, куда удобно поставить пушку, ну или справить свои дела…

Все названия ведь не просто так появляются.

— Простите, капитан, — матрос потер лоб, где набухала внушительная шишка. — Не уследил и повредил доверенную мне рыбку.

— Не повредил, а разбил. Вдребезги, — я улыбнулся. После боя начался отходняк, и хотелось нести какую-то чушь. — Впрочем, учитывая, как мы летаем, просто чудо, что разбившихся пока так мало. А вы, молодой человек, прежде всего, герой. Хочу сказать спасибо лично от себя: если бы не та ваша бомба, меня бы подстрелили.

— Ваше благородие! — Алехин зарделся и вытянулся по струнке.

Договорить мы уже не успели: к нам подбежали остальные пилоты. Мы ведь садились по очереди — спрыгнул на палубу, удержи «Ласточку» и оттащи в сторону, чтобы освободить место следующему. Мне-то помогли, а вот на остальных просто не хватило техников.

— Ура! — из-под небес доносился знакомый голос Лешки Уварова. Мичман радовался, что вся наша команда смогла успешно приземлиться.

— Ну вы и лихач, штабс-капитан, — к нам подошел контр-адмирал Новосильский в сопровождении своих помощников.

И ведь сколько недель они уже в море — без заходов в порты, без отдыха, в постоянном напряжении — и все равно адмирал выглядел бодрым и свежим, словно родная стихия давала ему силы. Или дело… Очень часто ведь дело, которое мы любим, помогает нам оставаться молодыми.

Я не стал ничего отвечать, а сначала просто обнял адмирала.

— Спасибо, что откликнулись на зов капитана Ильинского, — сказал я через пару секунд. — Не знаю и знать не хочу, сколько людей бы мы потеряли, если бы не ваше своевременное появление.

Новосильский с улыбкой подкрутил ус. Он старался этого не показывать, но искренняя признательность была ему приятна.

— Пожар в порту — ваших рук дело? — спросил он, когда мы закончили обмен любезностями.

— Да, — я не стал ничего скрывать. — Генерал Липранди пробил нам дорогу, и мы отбомбились по краю бухты. Теперь, если ветер не утихнет, у нас есть неплохие шансы повредить все корабли в Балаклаве.

— Видел, как вы летели… — адмирал задумался. — Это что же, и на море так можно? Запустил вашу рыбку, а она потопила вражеский линейный корабль?

В голосе Новосильского было столько эмоций… С одной стороны, гордость за империю, что мы такое умеем, а с другой, обида за свою стихию, за корабли, которым он посвятил всю свою жизнь.

— Тут как на поле боя, — ответил я. — Кажется, выпусти кавалерию против пехоты, и от той ничего не останется. Вот только все давно знают, что это далеко не всегда правда. Крепкий строй, длинные пики и твердый командир, которые не давал отлынивать на тренировках — и уже кавалерия ничего не сможет сделать фаланге или каре.

— И какая же ахиллесова пята у рыбок?

— Заградительный огонь. Пока нам нечем от него защититься, и два десятка солдат со штуцерами не дадут подойти на расстояние удара даже всей нашей эскадрилье. Вот только…