Боевые действия в районе Хасана в 1938 г., завершающие бои 1938-39 гг. на Пиренеях, конфликт на Халхин-Голе летом 1939 года и, наконец, «зимняя война» 1939-40 гг. давали пищу для тревожных размышлений – достигнутые результаты были меньше, чем то материальное обеспечение, которое в них вкладывалось, победы добывались большей кровью, чем должны были по простой арифметике соотношения сил, сопоставлению числа штыков, стволов, танков и самолётов, что свидетельствовало о недостатках военной организации. Уже в 1938-40 годах Сталину приходится неоднократно менять военное руководство в районе того или иного события:
– в 1938 году пришлось заменить В.Блюхера Г.Штерном на Хасане;
– в 1939 году заменено несостоятельное начальство Советской Группы войск в Монголии и командой Г.К.Жукова;
– в 1940 году отстранено всё руководство наркомата обороны вместе с К.Ворошиловым. Особенно тревожными выглядели итоги Советско-финской войны, которые породили на Западе легенду о «СССР – Колоссе на глиняных ногах». Война завершилась успешно, но не столько благодаря качеству военного аппарата, сколько благодаря воле Сталина и обрушенным на финнов материальным средствам (60 дивизий на 20 при пяти-семикратном превосходстве технических средств). Сама война была обоснована, что признавал даже «заклятый друг» Л.Д.Троцкий, как единственный способ «выключить» военную угрозу на Северо-Западе со стороны белофиннов, мечтавших о «Великой Финляндии» от Ботнического залива до Невы и Белого моря. Но полупобеда не позволила вывести Финляндию из числа противников и 40 % линии фронта и до 40 советских дивизий в 1941-44 гг. оттягивали на себя финский участок, в её цену следует занести и 1 миллион погибших ленинградцев… И это на фоне феноменальных побед Германии, игравшей мускулами родов войск в Европе:
– прыжок в Скандинавию;
– Арденны;
– Дюнкерк;
– фантастические успехи немецких воздушно-десантных войск, захватывающих одну неприступную позицию за другой.
Как лихорадочно ищет Сталин в РККА равных противников Клейсту, Роммелю, Гудериану, Рейхенау, как стремительно выдвигает открытых им молодых военачальников, прошедших огонь Испании, Китая, Монголии.
Но перелом происходит медленнее нарастающей угрозы. Летом 1940 года немецкий самолёт приземлился на Красной площади в Москве; в приступе страшной ярости Сталин приказал расстрелять всё руководство ПВО во главе с Долгих…
За противодействие внедрению штурмовиков Ил-2 и провал в организации переучивания лётного состава на новую технику репрессирован Главком ВВС А.Локтионов…
На командно-штабной игре 1940 года в наркомате обороны обнаружилась несостоятельность только что назначенного начальником Генерального штаба К.Мерецкого, его пришлось заменить Г.Жуковым – и тоже не лучшее назначение, выдающийся полководец был посредственным штабистом…
Мог ли Сталин в этих условиях ожидать особо благоприятного начала войны?
Тем более, что в 1940-41 годах мы, скорее, даже переоценивали качество германских вооружённых сил. Так:
– танковое ведомство исходило из наличия в германской армии толстобронных танков с 80-100-миллиметровой бронёй и 75-100миллиметровой пушкой, которые появились только в 1943 году;
– авиационное исходило из предположения, что люфтваффе к лету 1941 года будут оснащены самолётами со скоростью 650–700 км в час вместо серийной 570 км в час; по этому случаю произошёл конфликт между руководителем советской авиационной делегации в Берлине генералом Гусевым и генерал– инспектором люфтваффе Удетом, когда Гусев обвинил последнего, что тот, показав Ме-109Е со скоростью 570 км, скрывает от него новые машины. Вспыхнувший немецкий генерал заявил, что он как офицер отвечает за свои слова и других машин у него нет – и сказал правду!
– артиллеристы, исходя из прогнозов коллег, требовали 57 и 100 мм противотанковых орудий, в которых не было нужды до 1943-44 годов и учились поражать цели, движущиеся со скоростью 70–80 км в час, в то время как всю войну немецкие бронемашины пропыхтели на 40–50 км;
– общевойсковые командиры ожидали высокой культуры огневого взаимодействия немецких войск на поле боя, основываясь на традициях 1 мировой войны, заветах И. Брухмюллера и теоретических трудах генерала Бернгарди. И насколько изумлён был В.И. Чуйков, когда, впервые подъезжая к линии фронта, он увидел, как немецкая артиллерия вяло разбрасывает снаряды в узкой полосе, что означало у неё «артиллерийское наступление».
Мог ли беспощадный реалист и прагматик пройти мимо совокупности всех этих свидетельств? Не должен ли он был искать запасного варианта мажорному рефрену «Если завтра война, если завтра в поход, если чёрная туча нагрянет…»?
Само непонятное современникам сталинское неприятие начала войны 22 июня, ведь директива 21-го уже была спущена в войска, свидетельствует не о разбросе мнений и колебании, а об его уверенности в худшем исходе развития событий. Это было восстание волевого темперамента против безотрадных выводов ума. Оно не могло продолжаться долго!