Русская война: Утерянные и Потаённые

Естественно было обращение к знаковым в русской науке и культуре, которая преимущественно были литературой, фигурам М. В. Ломоносова и А. С. Пушкина, заложивших и определивших направления этой традиции – но насколько неожиданным оказался результат от работы, исходно полагавшейся, как некоторое малотворческое преобразование наличного материала к удобству обоснования другой темы…

Поэт и Государь

Загадка придворного чина

А занятное, право, положение, когда идешь за одним, а сваливаешься на другое, как там у Грибоедова – Шел в комнату, Попал в другую… Эта глава[16] не задумывалась, была не с руки, скорее не проясняет работу[17] в направлении ее главной темы, но как-то развивает, оживляет ее в новом постижении Эпохи-Власти; ту сторону отношений, что возникали в преломлении Власть-Наука, теперь трансформируясь в осмысление Власть-Искусство; Власть и Ограничения разума Пан-Логического в направление Власть и Беспредельность гения творчества: первое всегда с привкусом рассудочной легитимности, второе с оттенком надбытийного безумия; чем принципиально отличны восхождения познания от постижений искусства.

Можно полагать, что работа над традиционным корпусом материалов по биографии М. В. Ломоносова, заложившего основы отношений Русской Науки и Российской Государственности, внутренне подталкивала к обозрению таких же отношений между Двором и А. С. Пушкиным, как родоначальником нововеликорусской культуры… Но вторая часть казалась так непроходимо заезженной, захватанной, измызганной, что и браться то за нее не хотелось – разве что ерзнешь по какому-нибудь пушкино-ману или фобу в лекции, освобождая Александра I или Михаила Воронцова от арапских злопыхательств; или Александра Сергеевича от очередного сексопатолога по литературному цеху – и полезно, и времени не отнимает, но писать…

…Нет уж, увольте! Хотя бы потому, что не моя епархия; и чтобы не попасть впросак с великими географическими открытиями типа «Волга впадает в Каспийское море» надо слепо доверяться чужой фактологии. А прозрение, что это не Волга, а Кама впадает в Каспийское море само по себе не приходило.

В общем, все как всегда: гений, но с придурью; честнейший человек, но с возвратом долгов тянет; предан друзьям, но волочится за их женами; демократ, но протестует против возведения в дворянство по выслуге чина и проявленную доблесть и т. т. т. Мутноватый компотец.

Конечно, в филологической среде опровергать мнение, что Пушкина не приняли в декабристские «Общества» по причине его национальной значимости не буду; хотя кулуарно, среди своих, как историк не могу не признать, что не взяли его туда по причине крайней невыдержанности – просто сказать, был болтун; как вот и Николай Гумилев, принятый болванами-монархистами в «Дело Таганцева», стал немедленно разъезжать по знакомым со страшными рассказами о терактах, поджогах, налетах; а обалдевшим гостям под «величайшим секретом» показывал пачки денег, «спрятанных» в письменном столе «на возрождение монархии» (свидетельства Одоевцевой и Владиславлева). Власти долго не верили – наконец поверили… Сейчас не верим, «что такой опереточный заговор был» – да в том то и дело, что кроме опереточного заговора ничего более русский монархизм произвести не мог, не может, и если народились у нас гороховые шуты, герцоги Бруммели и графини Пугачёвы – никогда не сможет.

Последнее дело, если в заговоры тащат поэтов – Кондратий Рылеев не в счет, в жизни он был состоявшимся администратором Русско-Американской компании.

Ладно, это так, отголоски аудиторий, лекторское позёрство, всегда замешанное на толике огрубления самого исторического под простоустроенные головы.

Но вот держу я в руках 86 выпуск научных докладов Московского Общественного Фонда с изрядным «докладцем» В. Ф. Миронова (9 учетно-издательских листов – ну-ну!) под заглавием «Дуэли в жизни и творчестве А. С. Пушкина» и вяловато перелистываю: набор все тот же… Шепелев против Голицына, Шереметев против Завадовского, Чернов против Новосильцева, Киселев против Мордвинова, Пушкин против всех – правда, дуэли не складываются, противники почему-то особой доблести застрелить дурно воспитанного мальчишку не видят; он же хорохорится, но более счастлив, что его, вот, считают за взрослого; в то же время обнаруживая особую храбрость, храбрость мгновения, как молодой петушок набрасываясь на огромных псов Толстого-Американца, Ф. Орлова, Старова, так что те чуть пятятся «эк его разбирает»… И до последней: снег, санки; встреча с неузнавшей близорукой женой… Черная речка – Белый человек…

«27 числа сего Генваря между Поручиком Кавалергардского ея Императорского Величества полка Бароном Геккерен и камергером Двора Вашего Императорского величества Пушкиным произошла Дуэль…» (рапорт командующего Отдельным Гвардейским Корпусом генерал-адъютанта Н.И. Бистрома 1-го е.и.в.) – Стоп, это что такое Ка-Мер-Гер?!?!?! Он же везде КАМЕР-ЮНКЕР!!??

Это, это… – перехватило дыхание…