Так как из известия под 1208–1209 гг. узнаем о существовании г. Твери, принадлежащего к владениям великого князя Всеволода, а запись о Липецкой битве под 1216 г. обнаруживает существование при устье Вазузы суздальского Зубцова и описывает места по р. Шоше, как принадлежавшие к ростово-суздальской территории, то присоединение Верхнего Поволжья могло свершиться только в последней четверти XII или в самом начале XIII в. Как раз в 90-х годах XII и в начале XIII в. Всеволод властно распоряжался Новгородом; и присоединение Верхнего Поволжья к ростово-суздальской территории, что ущемляло преимущественно интересы новгородцев, вернее всего относить именно к этому времени. Труднее определить, когда были выделены «части» на Волоке-Ламском и в Торжке; возможно, что окончательно — позднее, при великом князе Ярославе Всеволодиче, хотя под 1196 г. мы читаем в Синодальном списке Новгородской 1-й летописи, что Ярослав Владимирович, изгнанный из Новгорода, княжил в Торжке, «въ своей волости
»[661].К XIII в. ростово-суздальская дань распространилась также далеко на северо-восток, на обширнейшую территорию. Она охватывала район к юго-западу от Костромы по р. Солонице, район г. Костромы и распространилась вверх по р. Костроме, проникла на Галицкое озеро и оттуда перешла на р. Ушку. Ряд данных показывает, что ростово-суздальская дань на Унжу проникла не с Волги, не с юга, а северо-запада, со стороны Галицкого озера. Во-первых, Унжа впоследствии входила в состав Галицкого княжества. Во-вторых, о поселениях и городах, расположенных по Волге между Костромой и устьем Унжи, впадающей в Волгу, сведения появляются не раньше второй половины XIV в. (Плесо, Кинешма, Юрьевец). В-третьих, территория Костромского княжества не доходила до р. Унжи, и по течению р. Волги занимала пространство от устья Солоницы до р. Елнаты.
Так как о г. Унже говорится уже под 1219 г., надо полагать, что ростово-суздальская дань распространилась на территорию Нерехты, Соли Великой и Галича-Мерьского в течение второй половины XII и начала XIII в., но но раньше. В середине XII в., судя по известию о нападении болгар на Ярославль в 1152 г., восточнее Ярославля «городов» на Волге не было. Можно предполагать, что расширение ростово-суздальской территории в этом направлении было связано в какой-то мере с деятельностью Всеволода и сына его Ярослава Переяславского. Под 1214 г. в Летописце Переяславля-Суздальского и под 1213 г. в Воскресенской летописи впервые названа Кострома в качестве города, тянувшего не к Ростову, а к Владимиру-Залесскому. По данным летописи, в состав владений Ярослава Переяславского входили Тверь, Дмитров и Нерехта.
Распространение дани на Нерехту и Соль Великую отчасти обусловливалось, повидимому, экономическим значением этих мест, известных впоследствии соляными варницами. По данным XIV–XVI вв., юго-западная часть Костромского княжества была наиболее заселенной. Под 1214 г. впервые упоминается в Летописце Переяславля-Суздальского «Нерохъть», т. е. Нерехта, ныне город Костромской области на р. Солонице. Тот же Летописец Переяславля-Суздальского называет под тем же годом Соль Великую, как принадлежавшую к владениям великого князя владимирского. Она лежала, где ныне посад Большие Соли, на нагорной стороне Волги, в 3 км от устья Солоницы. Под 1219 г. великокняжеский владимирский свод Юрия (в составе Воскресенской летописи) говорит об Унже как о городе, к которому прошли болгары от Устюга, но были отбиты унжанами; а под 1238 г. летопись впервые упоминает Галич-Мерьский, в качестве окраинного места, куда доходили от Волги татары. («доже и до Галича Мерьскаго»).
На Сухону ростово-суздальская дань вышла не с Костромы и Унжи, а с запада, с Шексны, как мы видели выше. Нет сомнения, что и Устюг был выдвинут как форпост на северо-востоке, со стороны древних ростовских владений на Белоозере и Шексне, а не со стороны Унжи или Костромы. Об этом свидетельствует древняя связь Устюга с г. Ростовом[662]
; к северу же от Костромы и Унжи лежали новгородские владения на Сухоне и близ Сухоны (Вологда, Тотьма). Устюг на Сухоне и Унжа на р. Уиже составляли северо-восточную окраину ростово-суздальских владений. Данных о распространении ростово-суздальской дани на верхнюю Двину мы не имеем. Акты первой половины XVI в. и летописи не называют волостей на Двине, принадлежащих к Устюжской земле[663], хотя отдельные места на Двине могли быть захвачены устюжанами. К сожалению, мы не знаем, когда возник «Ростовский Троицкий погост», расположенный на правом берегу Сев. Двины, примерно в 40 километрах выше впадения в Двину Ваги[664].Нет оснований утверждать, что ростово-суздальская дань перешла на Вятку, куда впоследствии распространилась дань великих князей московских.
Рассмотрение процесса дробления территории «областей»-полугосударств не входит в нашу задачу. В XIII в., когда еще не вполне закончилось формирование территории самостоятельного Ростово-Суздальского полугосударства, уже появились признаки его территориального дробления.