Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава

Вступая в княжескую дружину, ратник попадал в категорию зависимых людей, холопов. Понятие холопства в IX—X вв. не совпадало с тем, которое мы знаем по памятникам более позднего времени. В дохристианской Руси холоп не был представителем особого класса или сословия. Холопство было не общественным положением, а служебным отношением, «тот, кто решился служить другому, — холоп, таково основное значение слова на Руси»[446]. Так, в Повести временных лет Иеровоам, иудейский аристократ, поступивший на службу к царю Соломону, назван «холопом Соломоновым» (статья под 986 г.). В X в. холопа сближали с рабом, но опять же не в том значении, какое это слово приобрело позднее. Рабами были все те, кто работал, то есть служил (работа в смысле физического труда выражалась термином страда: трудиться — страдать)[447]. В договоре Олега с греками есть статья «О работающих в Грецех Руси у христьяньского царя», подразумевающая русов-наемников, служивших в византийском войске; договор Игоря называет их «Русь работающе у Грек».

 Конечно, гриди не были рабами в собственном смысле слова, живой собственностью князя. Личная зависимость от князя не исключала их из категории мужей, ибо они служили ему своим мечом, а не находились в услужении, в черной работе. Своеобразие древнерусского «рабства»-холопства заключалось в теснейшей личной связи между господином и его слугой, вплоть до полного «поглощения» личностью господина личности «раба» — зависимого, служилого человека, благодаря чему, однако, последний мог обрести даже более высокий, по сравнению с неслужилыми, и в этом смысле «свободными», людьми социальный статус. Поэтому положение княжьего гридня было двойственным и противоречивым. Он стоял выше свободных людей на социальной лестнице, так как представлял для князя большую ценность, нежели любой другой «муж», и в то же время его личная свобода была скована такими обязанностями и ограничениями, каких никогда не знал рядовой обыватель Русской земли. Причем это касалось не только воинской обязанности проливать кровь в походах и сражениях. Умирая, князь забирал своих гридей с собой в числе прочих вещей, сопровождавших его в мир иной. Ибн Фадлан записал со слов купцов-русов, что «наиболее надежные» дружинники русского князя «умирают при его смерти и бывают убиты за него».

В документах первой половины X в. (договорах 911 и 944 гг. с греками) встречается термин боляре, бояре. Происхождение его остается загадкою. Сторонники славянской этимологии думали, что в образовании двух форм термина «болярин/боярин» участвовали два славянских корня: бой-/вой- и боль- (краткая форма от болий, больший). Болярин/боярин с этой точки зрения — доблестный воин из среды славянской знати. Убедительность этого объяснения несколько подрывается тем, что у термина «боляре/бояре» имелась еще и третья форма — были. Например, в древнерусском переводе хроники Иоанна Малалы читаем, что Юлий Цезарь «бысть убиен» своими «былями», то есть римскими сенаторами.

Впрочем, далеко не безупречно и мнение о заимствовании славянами этого термина, так как его с одинаковым успехом выводили из самых разных наречий. Одни ученые ссылались на сарматское слово поярик/боярик, означавшее умного человека. Другие указывали на скандинавское baearmenn/baejarmenn («баармен», «байярмен») — «муж града» и одновременно «служащий при дворе». По разумению третьих — это тюркизм (в булгарской орде знатные люди, приближенные хана, именовались бойлами). Составители этимологических словарей, как правило, отдают предпочтение либо славянской, либо тюркской версии.

Как бы ни обстояло дело с происхождением слова «боярин», нам важно прежде всего то, каково было его социальное значение на русской почве. Принято считать, что боярство издревле составляло дружинную верхушку. Но содержание этого термина для первой половины X в. представляется не совсем ясным. Заглянем в договор 944 г. Игоря с греками. Как уже говорилось, бояре здесь — это Игорева родня, те, кто вместе с Игорем снаряжает русское посольство и торговые караваны: «И великий князь Игорь, и его боляре... послаша к Роману, и Костянтину и Стефану, к великым князем греческим»; «и великий князь Русский и боляре его до посылают во Греки к великым царем Греческим послы и с гостьми...» Этим значением слова «боляре» документ и ограничивается.

Бояре из договора Святослава с греками («кляхся аз царям греческим и со мною бояре и русь») совершенно безлики. К ним, по-видимому, не относится даже упомянутый рядом со Святославом Свенгельд, так как ни летописец, ни вставленное в летопись дружинное предание об Ольгиной мести ни разу не называют его боярином.