Русская Жизнь 15.02.08 Бедность

Мой помянутый выше знакомый высказался недавно и о советском достатке.

Вот-де все вспоминают в качестве доказательства ничтожества той жизни, как люди ездили из черноземной, деревенской глубинки в Москву за продуктами и возвращались, увешанные сосисками и колбасами.

«Можешь представить себе, - спросил знакомый, - нынешнего бюджетника, который с двумя пересадками, на фирменном поезде отправляется в Москву, покупает там пятьдесят килограмм сосисок, четыре круга сыра, двести банок консервов и весело катит домой?»

И я сразу вспомнил, что именно так делали мои родители, когда жили мы в рязанской деревне.

Нет нынче такого бюджетника в городе! Нету у него бюджетов таких. И тем более нет его в деревне, где вся зарплата равна в самом лучшем случае стоимости одного сырного круга.

Мне ответят, что сейчас и ездить никуда не надо, а сыр в деревнях все-таки едят, и опять будут правы.

В итоге, мы так и не знаем, чем замерить наш быт, обширность наших запасов, калорийность подкожных жиров, предсказуемость нашей судьбы, продолжительность нашего счастья.

Ни зрение не подходит нам для того, ни слух. Ни телевидение не спасает, ни газета. Ни президент не помогает, ни его оппоненты. Ни радетели России, рваную душу намотавшие на кулак, не вразумляют, ни предатели ее, о душе которых мне вообще ничего не известно.

Я не понимаю, что такое социальное расслоение, и где именно оно проходит, по какой такой ватерлинии. Скажем, для жителя деревни с обычным доходом в две тысячи зарплата в десять тысяч деревянных является запредельною. И для него расслоение наступает сразу после пяти тысяч.

А для иного горожанина и пятьдесят тысяч - действительно малые деньги, посему его социальное расслоение наступает после пятисот тысяч.

А людей, чей семейный доход составляет пятьсот тысяч, отделяют от имеющих доходы в пятьсот миллионов новые, жуткие галактики.

Но и это еще не все, потому что пятьсот миллионов рублей дохода и пятьсот миллионов долларов дохода - это такое долгое путешествие от одного социального класса к другому, что можно заблудиться в пути.

И как же нас всех сосчитали, объединили и расслоили?

Нету меры такой, чтобы вычислить нашу бедность, нету весов, чтобы измерить наше богатство.

Я до сих пор не разобрался, богато или бедно живут соседи в моем подъезде. Более того, я не понимаю, богато или бедно живут работники, которым я плачу зарплату. И, Боже ты мой, я не знаю, богато или бедно живу я сам!..

И если все мы сегодня едим масло и не собираемся умирать с голоду, кто объяснит мне, что защитит нас завтра, когда масла не окажется на хлебе, а хлеба - на столе?

Принесите нам зеркало, где мы рассмотрим себя.

Но сначала подарите мне глаза, потому что этими я ничего не вижу.

Небедные люди

Русской литературе чуждо сострадание

Дмитрий Быков

При внимательном рассмотрении русской литературы выясняется неожиданная вещь. Мы вечно приписываем ей повышенную сентиментальность, сострадательность, гипертрофированную милость к падшим, ненависть к богатству и уважение к нищете, но в действительности в мире нет ни одной литературы, в которой именно бедность так прочно отождествлялась бы с некоторой душевной неполноценностью. Русские писатели не любят бедных. Бедность выглядит в большинстве классических сочинений скорее отягчающим обстоятельством. Наша проза - да и поэзия - заворожена богатством, испытывает к нему живейший интерес, искренне верит, что богатые - «не такие люди, как мы», даром что сказал это американец Скотт Фитцджеральд, устами малоприятного персонажа. Больше того: русский литератор обязательно верит, что богатство и знатность не случайны, что там, за ними, кроется нечто исключительное. И когда под этой золотой оболочкой оказывается обычная пошлость либо, того хуже, преступление - автор не может скрыть разочарования.

Я понимаю, что это заявление ломает концепцию русской классики, сложившуюся в умах, но ведь очень многие современные читатели искренне убеждены, что Лиза из «Пиковой дамы» действительно утопилась в Лебяжьей канавке, что Пушкин был декабристом, что Пьеру Безухову было за сорок (как Бондарчуку в момент работы над картиной), - словом, штампы далеко не всегда совпадают с реальностью, и пора уже разобраться с отношением русской словесности к бедности и богатству. Есть еще одно клише, особенно зловредное, будто именно русская литература виновата в Октябрьской революции, будто это она всю жизнь внушала читателю ненависть к эксплуататорам и богачам… К эксплуататорам - может быть, да; к богачам - никогда. Более того: идеалом для русского писателя всегда был нравственный богач, человек с деньгами и принципами, и именно эта категория людей больше всего жертвовала на русскую революцию: не зря Горький называл Савву Морозова одним из умнейших и чистейших людей, встретившихся ему за долгую жизнь. Русская литература вовсе не готовила русскую революцию. Хоть эту вину пора с нее снять: сколько бы она ни уверяла, что «так жить нельзя», - о возможностях реванша маленьких людей и об их страшном перерождении в диктаторов предупреждала она же.