Русская Жизнь 15.02.08 Бедность

Та же (собачья) свадьба, сплетение, склещение - в «Своем круге», одной из двух лучших вещей Петрушевской. «Свой» круг потому, что все переспали со всеми и много раз поменялись фигуры сексуальной кадрили.

Никаких соло и дуэтов у Петрушевской нет, у нее всегда и только хор. «Московский хор». Англичанин Майк Фиггис с его «Одноразовым сексом» - щенок по сравнению с Петрушевской, у него только две пары обменялись партнерами, хотя через помирающего от спида гомосека все оказались связанными со всеми. Гомосеков у Петрушевской вроде нет (есть за сценой некая «грязная тень гения» - любителя мальчиков), но зато в финале «Своего круга» намечается инцест неудачника Андрея и его единственной любви - дочери Сонюшки. Вообще едва ли не любимое занятие ее героини - «человека жестокого», по ее же собственному признанию, - обвинять окружающих, от зятя до трамвайного соседа, в покушении на растление собственных детей.

Параллель у Сада:

«Дабы объединить инцест, адюльтер, содомию и святотатство, он входит в зад к своей замужней дочери с помощью облатки».

Нужно быть совсем уж невинным идеалистом, либералом прямо с грядки, «деятелем демократического движения» - причем Гайдаром, а не Чубайсом, - чтобы видеть причину всех этих неурядиц в советском социализме, породившем перманентный жилищный кризис. Это не коммунизм породил коммуналки, а коммунальщина сознания - инцестуозно-свального, то есть женского, породила коммунизм. Все бабы ведьмы, говорится в «Вие». Неправильно, бабы - фурьеристки, и главная из них - Петрушевская, которая на самом деле Петрашевская. Сменила а на у - и думает, что никто ее не узнает.

А если и не Петрашевская, то где-то очень близкая к одному петрашевцу, сами знаете какому.

Лампочка света разбитого,

польта в прихожей и шапки

Здесь ли гражданка Корытова,

чьи моральные принципы шатки?

Здесь ли Фома Маловеров?

Нет, он уехал в Канаду

Грязных твоих фаланстеров

ему и задаром не надо…

(Сергей Стратановский)

То же самое, один в один - у Муратовой. Тема Муратовой - Мать-Земля, делающая аборт. Женщина как смерть: обезумевшая, готовая уничтожить мир. Она порождает для того, чтобы поглотить. В «Коротких встречах» это неустроенная женщина, желающая выйти замуж, в «Долгих проводах» - деспотически ревнивая мать. Но это все - социальные псевдонимы, псевдосоциальность. Речь идет о метафизике женщины, матери особенно. Как сказала Камилла Палья: «Латентный вампиризм - не социальная аберрация, а естественное продолжение материнской функции». Рождение-смерть как космическая пульсация внутри Мира-Бабы. И в фильме «Среди серых камней» (якобы неудачном, сама от него открестилась, назвавшись Иваном Сидоровым) Муратова дала своей теме прямое имя: женщина не как жизнедавец, а как поглощающая бездна, в которой жизнь не отличима от смерти. Это муратовские «Записки из подполья». Мальчик идет к бродягам в подземелье - за умершей матерью, к матери. Матери у Муратовой - Норны, страшные тени Одиссеева аида.

И так же Петрушевская любит этих античных персонажей. У нее есть рассказ «Богиня Парка», в котором взята мифологическая тема Мужчины и Женщины: мужчина (петух!) убегает, а женщина (курица?) догоняет, поглощает, уничтожает, заманивая и одуряя проблематичным «семейным счастьем», «преодолением одиночества». Видели мы - у Петрушевской же, - каково это счастье. Рассказ тем хорош, что комичен. Юмор вообще свойствен Петрушевской, но это всегда и только черный юмор, даже в рассказе «Дайте мне ее!» (это - мать о новорожденном дитяти, но это и хищный хватательный жест). Так у Муратовой в «Чувствительном милиционере» идет Соломонов суд, ребенка рвут на части обе. А самый страшный материнский образ - в «Трех историях», где на стене роддома висит громадный негатив Сикстинской Мадонны. Женщины и мужчины там друг друга удушают чулками, сталкивают в воду, режут в коммуналках и сжигают в кочегарках - подполье гомосеков.

Касса, баранину не выбивать!