Русская жизнь 19 июня 2008 года Русская Водка

Странно, однако, что этот марципановый, слащавый, не имеющий ничего общего с действительностью образ растиражирован в Вене с куда большим усердием, чем образ, казалось бы, куда более для того подходящий. Все так, ни один новогодний концерт Венского филармонического оркестра не обходится без вальсов Штрауса, более того, из них он состоит процентов на девяносто. Всякий раз одно и то же, меняются лишь дирижеры - Карлос Кляйбер, Клаудио Аббадо, Сайджи Озава, Марис Янсонс. А программа не меняется: полька, вальс, полька, «На прекрасном голубом Дунае», «На охоте», «Сказки венского леса», «Радецки-марш». Зал рукоплещет всегда одинаково, с удовлетворением, как всегда с удовлетворением едят десерт. Памятник Штраусу в Вене сделан будто из конфетной фольги золотого цвета: он блестит, как игрушка, с игрушечной скрипочкой в игрушечных руках. Топорщатся золотые усы. Он похож на официанта, а его скрипка - на Apfelstrudel, каким мы привыкли его видеть в Москве, в Берлине, в Нью-Йорке, в Барселоне, в Стамбуле, в Санкт-Петербурге. И еще где-то.

Вот что должно было нравиться Францу-Иосифу. Эти плоские, повторяющиеся, роскошные и бессмысленные, как цветы на обоях, музыкальные фразы. Это катание в коляске с бубенчиками по дорожкам Burggarten, мимо, мимо пошлейшего памятника Моцарту - белого, как молочный шоколад, с инфантильно разведенными руками. Кондитерские излишества Штрауса не требовали дополнений, не нуждались в легендах и конспирологических версиях: Штраус умер в возрасте сорока пяти лет, через год после вступления Франца-Иосифа на престол, но смерть его не вызвала ни кривотолков, ни слухов, мало того - на месте одного Штрауса сразу выросло еще три, как это бывает с бородавками после неудачной попытки вытравить их жидким азотом. И эти трое целый век были символом музыкальной культуры Вены и всей Австрии. Их господство было столь же подавляющим, сколь подавляющим стал стиль историзм в Хофбурге: от старого, XVIII века, дворца Габсбургов, воздушного и летящего, осталось одно жалкое крыло, все прочее место заняли колонны, скульптуры и тяжеловесные арки, которые, как ни зажмуривайся, не навевают мыслей ни о вальсах, ни о мазурках, ни о польках, ни даже о маршах. Они вообще были поставлены не для полек и мазурок, а для вечности - в вечной империи.

Шофер повернул на улицу Франца-Иосифа. Ему объяснили, что он едет неправильно. Он начал медленно разворачивать машину. В этот момент машину заметил Гаврило Принцип, покупавший в соседнем магазине бутерброд. Он подбежал к машине и выстрелил беременной Софи в живот, а затем Францу-Фердинанду в шею. Он попытался отравиться, и его вырвало. Затем он попробовал застрелиться, но набежавшие люди отобрали у него пистолет.

Когда за четверть века до этого единственный сын Франца-Иосифа кронпринц Рудольф застрелился в замке Майерлинг, император написал всем европейским монархам, что причиной гибели стал случайный выстрел на охоте. Последние десятилетия царствования династии Габсбургов служили обильной пищей для разнообразных конспирологических теорий, сплетен и даже детективных романов. Но убийство Франца-Фердинанда не оставляло для этого ни места, ни времени. Оно было простым, пошлым, оглушительно примитивным, без флера и прочих красивостей, как яблочный штрудель без сливок и мороженого. Так и должна была завершиться пышная, витиеватая, бесконечно подробная история - кратко, четко, сухим, как кашель, выстрелом.

Заколдованный источник

Чужие здесь не ходят

Екатерина Шерга

Выпивали с французом. Веселый толстый человек из Оверни, он позвал нас в московский дорогой ресторан, стилизованный под простенькое парижское бистро. Овернь славится отменной крестьянской едой - такую наш гость себе заказал и нам посоветовал. Ассорти твердых колбас, паштет по-деревенски, баранья нога с зеленой фасолью. К этому - красное кот-дю-рон удачного 2001 года. Камамбер. Черный кофе - чашечку, потом еще одну. И на десерт, по рекомендации хозяина ресторана, - пласт темного шоколадного мусса.

А когда и с этим было покончено, он обвел всех веселым взглядом и сказал: «Поскольку мы в России, предлагаю завершить обед по-русски. Думаю, сейчас нам надо выпить водки».

Тишина наступила после этих слов. Мысль о водке (без закуски! после обеда! после кофе и мусса на шоколаде и сливках!) показалась неправдоподобно ужасной. Но из вежливости кто-то обязан был составить компанию безумному иностранцу. Положение спас один из нас, известный как талантливый переговорщик, способный любой конфликт свести к удачному компромиссу. Он заказал шарик лимонного мороженного, вылил на него свои 50 граммов и аккуратно съел с помощью ложечки, объяснив, что и такая есть традиция после обеда употреблять водку, исконная, чуть ли не со времен Добрыни.

А овернец так и выпил свою порцию неторопливыми глотками, дегустируя, словно это был двадцатилетний арманьяк. Естественно, он был уверен, что поступает очень по-русски.