– Может быть, конечно, я что-нибудь и нарушил, но ведь мне никто не объяснил, зачем это дело секретить на столько лет? Он же не маньяк, не шпион - он поэт, великий. А ведь секретность породила массу слухов поганых, и я - именно я, что бы кто ни говорил! - положил этому конец.
Читать то, что рассекретил Суров, все-таки жутко. «Трупное окоченение хорошо выражено в обычно исследуемых группах мышц. В лобно-теменной области головы обширный участок облысения. Волосы на голове русые, длиной 5 см., глаза закрыты. Соединительные оболочки глаз бледные. Роговицы мутноватые. Зрачки равномерные, округлой формы, диаметром 0,4 см., хрящи и кости носа на ощупь целы. Рот закрыт. Язык за линией зубов. Кайма губ синюшная. Отверстия носа, рта и наружных слуховых проходов свободные».
Из протокола допроса обвиняемой, Людмилы Грановской (Дербиной), гражданской жены Рубцова: «Вопрос: Когда вы душили Рубцова, то отрывали всю руку от его горла, или нет? Ответ: Я один раз отрывала руку, а затем снова схватила за горло. Горло у Рубцова было каким-то дряблым. Я давила Рубцова, то ослабляя силу зажима, то усиляя его».
Есть и забавные вещи - впрочем, тоже жутковатые. Вот, например, показания соседа снизу: «В быту Рубцов был не особенно аккуратен, часто оставлял незакрытым водопроводный кран. Так, по вине Рубцова, мою квартиру трижды заливало водой. Я хотел жаловаться на Рубцова, но он всегда вежливо извинялся, и я как-то прощал его. Уточняю: за ремонт квартиры Рубцов мне денег не платил, а я сам израсходовал на ремонт 180 рублей». Для тех, кто не знает: это - хорошая месячная зарплата в то время.
Соседка обвиняемой по дому в деревне: «Рубцов с жителями нашей деревни никогда не здоровался и даже смотрел как-то не по-человечески, скорее искоса, по-волчьи».
Еще в деле - много протоколов с показаниями вологодских писателей и журналистов, охотно рассказывавших следователю Меркурьеву о пьянстве Рубцова. «Я не могу точно сказать, трезвый был Рубцов или выпимши, но Рубцова трезвым встретить было трудно», - говорит выпускник Высшей партийной школы писатель Задумкин. «В ресторане Рубцов был уже пьян, хотя у Рубцова никогда не понять, сильно он пьян или нет», - добавляет завотделом комсомольской жизни «Вологодского комсомольца» Некрасов. «Рубцов выпивал довольно часто. Неоднократно приходил в редакцию немного выпивши, встречался в нетрезвом виде на улице», - это из показаний заведующего отделом оборонно-массовой работы той же газеты Третьякова. «В качестве примера, - говорит фотограф Кузнецов, - могу привести такой случай. Однажды Рубцову была необходима фотография, и он просил меня сфотографировать. Сфотографировать Рубцова я не мог длительный период времени, т. к. он был все время в нетрезвом состоянии». Правда, тот же фотограф уточняет: «Я не понял, выпивши был Рубцов или с похмелья, поскольку выражение лица у Рубцова всегда одинаковое».
– А потом они все написали мемуары, как они его любили, как кормили с руки, какой он был ангел, - объясняет Михаил Суров. - Естественно, им было неприятно прочитать эти показания, о которых они сами давно уже забыли. Забыли и поверили своим мемуарам.
Мне начинает казаться, что Суров просто ревнует.
VI.
– Два раза по велению губернатора рассыпали набор моей книги, - рассказывает Суров. - На третий я уже заорал - вы что, совсем уже, что ли? Я полтора миллиона заплатил за тираж, и если не напечатаете, я эти деньги из вас выбью. Напечатали. Странно, да? Просто вы в Москве оторвались от жизни. У нас абсолютно советская патриархальщина, средневековый строй. Даже деньги не все решают, главное - отношения с властью. А у меня какие могут быть отношения? В «Красном севере» (областная газета, - О. К.) до сих пор меня громят как наймита и отщепенца. И никому нет дела, что я для памяти Рубцова сделал больше, чем все авторы 108 диссертаций по Рубцову, которые в прошлом году защитились. Я не защищаюсь, зато я сколько неизвестных его стихов нашел. Как? Да люди сами приносят. Одна женщина принесла рукопись, ей стихи посвящены, просит - «Только сделайте так, чтоб муж не знал». Я это стихотворение издал без посвящения, конечно. Или у одного мужика нашел бутылку из-под водки. На этикетке Рубцов написал: «Ее ты выпей на моих похоронах, без сожалений "ох", без восклицаний "ах"». Гениально же, а? Мужик тоже просил его не называть, потому что он вначале хотел бутылку сохранить, а потом все-таки выпил водку, только этикетку отодрал. И теперь ему стыдно.
VII.
Суров рассказывает о Рубцове как о своем хорошем друге, и я пытаюсь представить их вместе - того тихого маленького Рубцова с чемоданчиком и огромного Сурова, размахивающего руками и недовольного тем, что в Вологде «даже деньги не все решают». Забавная получилась бы пара, трогательная.
Вдруг Суров вспоминает: