Русская Жизнь 3 декабря 2008 года. Неудачник

За окнами расстилался идиллический пейзаж королевских охотничьих угодий, а дальше был город Мадрид, столица королевства, и в нем было довольно товаров всяких, золотых и серебряных, камней драгоценных и жемчуга, шелка и бархата, и всяких изделий из слоновой кости, из меди и железа, и скота, и коней, и экипажей, и тел, и душ человеческих. Много в нем было и благородных идальго, и нищих проходимцев, и дам безупречных, и потаскух, грязных старух и грязных детей, и все они грешили, каялись и молились, и говорили на гортанном языке, слегка хрипящем и звучном. Говорили, что в монастыре Пресвятой Троицы раны на теле распятого Иисуса начали кровоточить, а в монастыре Святого Иеронима два кабальеро повздорили из-за места и потом сошлись в поединке на соседней улице, и один другого насквозь проткнул, что несчастный дон Сольер перед казнью на ступенях эшафота был красив, как Авессалом или Ганимед, и что разбойники опустошили всю Ла Манчу и окрестности Оканьи. Говорили о том, что хлеб дорожает, и что серебро из Новой Испании почти перестало поступать, так как все корабли перехватывают английские безбожники, что никто не хочет воевать в Португалии, казна пуста и грядут тяжелые времена. Говорили, что уже два с половиной месяца, как во дворце отказались от привычной пищи, так как у короля не осталось ни реала, и что инфанте подали каплуна на стол, которого она немедленно велела убрать, поскольку от него несло, как от дохлой собаки. О том, что в Неаполе, в день Святого Януария, когда чудесным образом кровь святого, собранная в склянку, вдруг становится жидкой, в этом году чуда не произошло, что считается дурным предзнаменованием. Говорили, что один монах-францисканец похитил из монастыря Санта Клара красивую двадцатилетнюю монахиню, оба были схвачены, монахиня замурована, а монах бежал, укрылся в горах Сьерра-Морены, где по сей день и пребывает, возглавляя целую банду молодцов, вооруженных пистолетами и промышляющих разбоем. Говорили, что на улице Алькала, что недалеко от монастыря Босоногих кармелиток, проживает благочестивая женщина по имени Ана Гальо, которую некоторые считают святой и которую много раз допрашивала инквизиция. Так вот, эта Ана Гальо пророчит, что еще до Рождества великие бедствия обрушатся на Испанию, а один из слуг герцога Альбы отправился на мессу в Буэн-Сусесо и там увидел очень красивую даму, на которую бросал украдкой взгляды, пока не понял, что это – сама Смерть. Тогда он потерял сознание, его отвезли домой, а через день бедняга отдал душу Господу.

Вокруг Мадрида лежала страна, большая, с горами, долинами и реками, с городами, монастырями и университетами. С трех сторон страна была отделена от мира водой, а с одной – горами, но за водами и горами были еще земли, принадлежавшие королю этой страны, и страна устала оттого, что она такая огромная и несвязанная, и везде говорили о том, что грядет что-то нехорошее, говорили и в Старой Испании, и в Новой, и в Антверпене, и в Неаполе. Двое на фоне серой стены к этому внимательно прислушивались.

Наверху, на стене, справа от бородача в шляпе и слева от мулата в халате, латинским шрифтом, напоминающим шрифт на римских древностях, выведено: MOENIPPUS около бородача и AESOPUS около мулата. Имена двух античных рабов, добившихся свободы и очень презиравших и своих хозяев, и свою свободу, все и всех, что их окружало. Если бы имена не были поставлены рядом с этими фигурами, никто бы не догадался, как их зовут. Впрочем, и имена мало что проясняют – зачем Веласкес заставил стоять их в покоях Торре де ла Парада? Что он этим хотел сказать? Как относился король к ним, к тому, что они несколько свысока смотрят на него своим оценивающим взглядом, один – насмешливо, другой – всепонимающе? Кто это, современные Веласкесу нищие, получившие, как кличку, имена древних греков, или Менипп и Эзоп на все времена, современные как в Древней Греции, так и в Испании Филиппа IV, и в России начала двадцать первого века? Скорее, второе, так как искусство всегда современно. Оно отрицает разницу между прошлым и настоящим, и веласкесовские Менипп с Эзопом очень внятно говорят, что отличие между античной Грецией и Россией третьего тысячелетия после Рождества Господня не столь уж и существенно. Можно просто встать у серой стены и смотреть на все вокруг отчужденно. Иронично усмехаясь или благожелательно вдумываясь, как вам угодно, но мало переживая из-за того, что ты не можешь на что-то влиять. Ведь отказ от всего – это такое богатство.

Драмы

Голодомор