Русская жизнь. Квартирный вопрос (октябрь 2007)

Вот англичане, рассуждает сын Виктор Константиныча. По ТВ показывали директора лондонского агентства недвижимости, он рассказывал, какие дорогие апартаменты покупают в Лондоне богатые русские. Недавно из-за наплыва русских пришлось открыть дополнительный бутик. Сын Виктор Константиныча уже не помнит, какой именно, но разве это важно? Важно, что в Лондоне люди с пониманием. Да и в Черногории. Кто бы мог подумать. Но вот и богатые люди, и даже очень богатые вкладываются, а значит, через лет 10-20 домик, в котором Виктор Константиныч сейчас доживает, вырастет в цене, его продать потом можно будет втридорога… Сын Виктор Константиныча думает так и мало-помалу успокаивается. И, успокоившись, преисполняется гордости. Вообще-то Запад - это как у нас, только без недостатков. Дайте еще десять лет - и Москва станет круче Нью-Йорка.

Тусклый телекомментатор попал в яблочко: принципиальной разницы между пенсионером в трениках и крупным бизнесменом в Brioni, скупающем в инвестиционных целях черногорскую ли, лондонскую ли недвижимость, нет. И тот, и другой самозабвенно верят в Запад, хотя он обижает их неожиданностями, пугает нежеланием понять и калечит требованием вести себя в гостях как в гостях. И тот, и другой тратят деньги, инвестируют, обрастают активами и квадратными метрами, пытаясь обрести желанную свободу - свободу везде чувствовать себя как дома. И тот, и другой, сами того не подозревая, по старой русской привычке занимаются геополитической и культурной экспансией. И сегодняшний миф о русских нефтедолларах, без которых давно зачах бы Куршевель, разорились швейцарские банки, закрылись лондонские бутики и парижские рестораны, а захудалая Черногория прозябала б в полнейшей нищете, - этот миф обладает колоссальной притягательной силой, ничуть не меньшей, чем в свое время миф об уникальном русском слове «интеллигенция», миф о «самой читающей в мире стране» и миф о неизъяснимой русской духовности. Жизнь - очень плохая литература.

* ХУДОЖЕСТВО * Борис Парамонов Баба и сиси

Из книги «Матка Махно»

Не подумайте плохого, это американизмы: «баба» (bubba) - южное произношение слова «брат», brother, а «сиси» (sissy) - «сестренка», «девчонка», как дразнят плаксивых мальчиков. Тенесси Уильямса в детстве отец называл «сиси».

Старик оказался недалеко - слишком близко! - от истины.

Буду говорить, однако, о Тургеневе. Он однажды записал приснившиеся стихи:

Раздался выстрел молодой,
И князь обнял младого хана:
Ах, избегай сего тирана,
Беги, беги скорей домой!

Гм-гм…

Но - не настаиваю, не настаиваю. Будем считать, что это «Кубла Хан». «Выстрел молодой» - просто хорошо. Wet shot, как говорят американцы.

«Тираном» была мать Тургенева Варвара Петровна. Собственноручно секла: не людям же пороть барчонка. Может быть, отсюда тургеневская робость перед женщинами. Секс у него шел сверху вниз по социальной лестнице: родил дочку от крепостной. Это очень известная в психоанализе ситуация: не уверенный в себе невротик должен ощущать над женщиной хоть какое-то превосходство.

Позднее дочку забрал к себе и воспитал по-господски. Назвал Полиной. Так звали его сводную сестру, рожденную Варварой Петровной от доктора Берса, будущего толстовского тестя. По-английски сводная сестра - half-sister, «полусестра». Такими полусестрами были у Тургенева едва ли не все его женщины.

Собственно, что мы знаем о тургеневских (внелитературных) женщинах? Полина Виардо? Тургенев любил ее платонически, все это знали и посмеивались. Вяземский, разозленный выпадом Тургенева («псевдорусские стихи князя Вяземского»), сочинил эпиграмму:

Талант он свой зарыл в Дворянское Гнездо,
С тех пор бездарности на нем оттенок жалкой,
И падший сей талант томится приживалкой
У спавшей с голоса певицы Виардо.

По свидетельству некоторых современников, Виардо под конец стала его гнобить. Похоже, он ее утомил. Что-то очень житейски понятное. Тургенев же не роптал, потому что был, как все русские, мазохист.

Это тот случай, когда доктор Фрейд даже не то что неинтересен, он интересен всегда, - а не нужен. Юнга надо позвать на консилиум: либидо не основа бытия, тотально символизируемое, но само символ. Означающее, а не означаемое.