Смутно помню интервенцию. У нас в Иннокентьевске были чехи, японцы. Вот напротив нас на квартире жили японские офицеры. Когда они меня видели (я была полненькой девочкой, румяной и кудрявой), один из офицеров подходил ко мне, щипал тихонько за щеку и говорил: «Яисько», что означало «яичко». К чехам мы с сестрой ходили на воинский пункт (там были казармы) с солдатскими котелочками за супом. Они наливали нам очень вкусный суп с фасолью и давали 2-3 галушки, политые топленым маслом и посыпанные корицей. Мы едва доносили это вкусное кушанье до дома, ели, оставляя брату и сестре.
Помню также очень смутно, как шли каппелевцы - это белогвардейцы, которыми командовал Каппель. Они чувствовали, что Красная армия наступает, удирали целыми семьями, шли большие обозы. Зимой, в очень холодное время, - на санях, розвальнях, укутанные в пледы, овчинные дохи. Везли они много добра, награбленного у людей.
Однажды ночью, мы уже спали, вдруг слышим стук в ворота и крик: «Откройте, а то будем ломать ворота, подожжем ваш дом». Мамочка в тревоге соскочила с постели, разбудила старших. Брата Володю спрятали в подпол, так как молодых парней они угоняли с собой. Стук повторился. Мамочка зажгла коптилку и пошла открывать. И вот весь обоз заехал к нам во двор. Тепло и покой нарушила оголтелая орава, ввалились в дом бабы, дети. Они чувствовали себя полными хозяевами. Начали приказывать - топи печь, давай большую посуду. У них были набиты мешки курицей, гусями, еще не общипанными, пельменями. Большой посуды у нас не было, и мама достала чугунок для парки белья, поставила его на печь, и они сварили пельмени. В доме был такой вкусный запах, но мы не смели подняться с постелей. Утром они уехали. Они скормили своим лошадям наше сено, заготовленное нашими детскими ручками для кормилицы Муни. Они уехали, а Володя еще долго сидел в подполье.
В другой раз из такого обоза нам досталась лошадь. Сказали маме: «Ты хорошая хозяйка, оставляем тебе коня, пригодится». А когда брат Володя решил поехать за дровами, взял у соседей сани и стал ее запрягать, лошадь тут же и сдохла. Пришлось нанимать другую лошадь и увозить ее на свалку.
Помню, что уже весной, когда растаял снег, мы нашли связки перламутровых пуговиц, которые долгие годы пришивались к вещам.
Очень скоро пришла наша Красная армия, в нашем дворе появились походные кухни, опять дом наполнился запахом щей и гречневой каши. Красноармейцы носили нас на руках, кормили, а мы кричали: «Ура, армейцы пришли!» А потом к нам поселили больных тифом, тогда эта болезнь свирепствовала. Молодые красноармейцы умирали на наших глазах. Моя сестра Нюта, тогда уже студентка Медицинского университета, ухаживала за ними, поила их, прикладывала к голове уксусные компрессы, а они стонали, задыхаясь, в сильном жару, бредили, соскакивали. Так один молодой красноармеец в бреду толкнул стол и разбил нашу любимую большую лампу с зеленым абажуром, около которой мы мирно сидели вечерами всей нашей семьей.
А потом заболела Нюта. Ее шикарные золотистые волосы остригли. Она тяжело болела, но стараниями нашей мамочки ее спасли. Тяжелое было время, голодное, темное, о керосине нечего было и мечтать. Горела коптилка. Сестра моя Елизавета с детства мечтала стать учительницей (она впоследствии и стала ей) и часто играла в школу с соседскими детьми. Как-то брат Володя получил паек и принес домой. В пайке была крупа, жиры, мука. Всего очень мало. А Лина (Елизавета) собрала соседних детей и устроила детсад-школу. Наварила супа, каши и накормила всех. Пайка как не было. Потом пришлось отчитываться перед мамочкой, но продукты уже были съедены.
Постепенно время улучшало жизнь. Закончилась Гражданская война, были изгнаны все интервенты, и наше новое Советское государство встало на ноги. Мамочка стала работать в больнице, жить стало немного легче. Брат мой Володя уже работал в железнодорожной военной комендатуре. В 1922 году он женился, жена у него - прелестная женщина, Екатеринушка Хохлова, дочь смотрителя зданий. Свадьбу отмечали у Хохловых, они занимали большую казенную квартиру. Мы были провожатками, одеты в белые платья с розочками на груди и белые туфли. Нам, детям, был накрыт стол, и мы тоже, подражая взрослым, кричали: «Горько, горько!»
Володе с Катей сдали квартиру на воинском пункте - отличную, две комнаты, ванная с колонкой. Я помню, что мы с Линой очень любили ходить к ним в гости, так как Катюша была очень очаровательная женщина, добрая, милая, рукодельница. Она тоже закончила гимназию. Очень воспитанная. У них на стене висели разные деревянные подносы с выжженными надписями: «Ешь пироги с грибами, держи язык за зубами», «Не красна изба углами, а красна пирогами». Катюша всегда нас угощала чем-то вкусным, вышивала нам сумочки. Прожили они там недолго, и брата перевели в Омск, в Управление военных сообщений.