Русская жизнь. Москва (сентябрь 2008)

В итоге, нельзя не видеть парадокса: крайне опасное явление есть, а сколько-нибудь единообразного понимания его сути нет не только на уровне научного определения, но даже на уровне интуиции и здравого смысла. Видимо, даже данная статья является примером этого парадокса. Автор доказывает, что у понятия «терроризм» нет смыслового наполнения, но постоянно оперирует этим понятием применительно к конкретным ситуациям. К сожалению, данная проблема политизирована в максимальной степени, она затрагивает интересы слишком многих очень мощных политических и финансовых групп. Поэтому практически невозможно ожидать выработки единых взглядов на проблему и подходов к ней. Следовательно, проблема будет усугубляться, сколь бы успешно не велась борьба с самим терроризмом.

* МЕЩАНСТВО * Эдуард Дорожкин Прогулки урбаниста

Есть ли жизнь в спальных районах?

Жилье в так называемых «спальных районах» столицы стремительно дорожает. Еще немножко, еще чуть-чуть, и Коровино-Фуниково будут продавать по цене Чистых прудов. Очень многие полагают, что можно стать москвичом, поселившись в спальном районе. «Великого и малого смешенье не различает эта доброта» - сказал поэт по сходному поводу.

В провинциальном городе, в котором я рос (одна комната в величественной коммуналке на Таганке не могла вместить три поколения Дорожкиных), нравы были бесхитростны и в чем-то очень справедливы. Простые русские люди иногда понимают мир точнее, чем великие интеллектуалы, и жители уездного городка отлично осознавали свое место на карте города. Мы жили в ж.д. районе, примыкавшем к вокзалу, по своему прекрасном, с широченными улицами, на которых паслись козы, но был здесь и клуб, и парк, и танцплощадка, и многоэтажные, казавшиеся великанами дома, и даже школа с углубленным изучением немецкого языка, детские сады, пять киосков «Союзпечати» и стоматологическая поликлиника. Утром я часто обнаруживал записку, содержание которой жители московских спальных районов вряд ли бы поняли: «Ушла в город. Бабушка». Притом, что мы жили в самой современной части города, мысль о том, что город у нас здесь, а не там, где одноэтажные купеческие особняки с резными наличниками, собор, краеведческий музей, переговорный пункт, разместившийся в бывшем здании банка, Педагогический институт, выросший из дореволюционного училища, табачная фабрика с облупленными красными стенами и фамилией владельца, еще не полностью смытой пролетарскими десятилетиями с фасада, эта мысль не могла прийти моей совестливой бабушке в голову. Для того чтобы попасть в этот самый город, надо было прошагать с час по пыльным улицам, но в городе был книжный магазин и единственный действовавший храм, и этого было довольно для того, чтобы совершать туда почти ежедневные вылазки.

Когда моя хорошая приятельница, телеведущая Светлана Конеген перебралась из блочного дома на Рязанском проспекте в дореволюционный дом с кирпичной кладкой в полтора метра на Фрунзенской набережной, Дмитрий Пригов (Царствие ему Небесное, вот был человек!) на новоселье произнес: «Да, Свет, ТАМ можно было жить, а здесь жить ХОЧЕТСЯ».

Это невероятно точно сказано: когда из окон открывается вид на Москву-реку и ЦПКиО им. Горького, человек перестает существовать и начинает жить. Думаю, интересно было бы посмотреть биохимию крови «до» и «после» центра: уверен, там будет много неожиданного.

Две интеллигентные дамы, посольская вдова и скрипачка из Московской филармонии, продавшие мне нынешнее мое обиталище, имели вкус к переездам. Им нравился сам процесс: купля-продажа, общение с людьми (к людям неравнодушны даже посольские вдовы), пересчет купюр, шелест выкопировок БТИ, «подпишите вот тут» и прочие приятные моменты. И они бесконечно продавали, покупали, съезжались, разъезжались. Ограничение было одно: не выходить за пределы Садового кольца. И вот однажды случилось невероятное: дьявол (я почему-то уверен, это был он) подсуропил им симпатичный вроде вариант за этими волшебными границами. 4-метровые потолки, нарядный эркер, парадный подъезд, последний этаж 8-этажного, охраняемый двор, цветы в кадках, а главное - железобетонные перекрытия, эта главная мечта любого центрового игрока соблазнили благословенных старушек. В квартире-конфетке они продержались меньше недели. Стали продавать. Я навестил их с вечным русским вопросом - «Отчего?» «Мы не можем жить в месте, откуда до Елисеевского нельзя дойти пешком». Убийственный аргумент, если учесть адрес их тогдашнего жилища: 1-я Тверская-Ямская улица, дом 28. Ситуация благополучно разрешилась: мать и дитя вернулись к Моссовету, на Тверскую, 8.