Русская жизнь. Попса (май 2008)

Нет, не то что бы я какой-то сноб. Вовсе нет. Я хорошо понимаю людей, потребляющих попсу. И сам ее периодически потребляю. Пару лет назад я прочитал какой-то роман Дарьи Донцовой. Из чисто исследовательского интереса. Роман, конечно, вполне ужасный, но я прочитал его часа за три, не отрываясь. Действительно, «легко читается», есть какая-то, пусть топорно скроенная, но интрига, а все многочисленные нелепости текста воспринимаются как-то весело. Нет, конечно, я вряд ли когда-нибудь буду читать тексты этого автора, но я понимаю людей, которые развлекают себя таким чтением.

Но я совершенно не понимаю, почему люди добровольно читают фэнтези. Зачем они продираются сквозь мегабайты унылых, плоских, серых текстов, сквозь полки выдуманных, высосанных из пальца героев с дурацкими выдуманными именами. Скучно, тяжело, неинтересно.

И еще один факт я для себя открыл: русское фэнтези, оказывается, заметно изъедено иронией (вернее, своеобразным фэнтезийным юмором). Я-то думал, что все фэнтези уныло-серьезно, а оказалось, что не все - есть фэнтези уныло-веселое, и его много. Оказывается, ирония - это такая ржавчина, которая разъедает не только что-то величественное, серьезное, важное и святое, но и глупое, мелкое, банальное. Глупость, изъеденная иронией, - печальное, хотя и довольно комичное зрелище.

Кстати, классического, серьезного, без шуточек и иронии, фэнтезийного романа «про витязей на звездолетах» я так и не нашел, хотя обследовал несколько крупных московских книжных магазинов. Видно, не такой уж это распространенный жанр.

Евгения Долгинова Разлюбил богатый бедную

Любовь крестьянки больше не cool

I.

Главной героиней женского романа традиционно считается Золушка. Бедная сиротка-замарашка, которую любовь сажает в стремительный социальный лифт и возносит к вершинам жизни.

Однако жизнь, как говорится, вносит свои коррективы.

«От одной бабы ушел муж, оставил ей фирму и половину наследства. Все друзья отвалились. Она думала: надо на работу идти, где взять мужика-телохранителя. Ну, нашла бомжа на помойке, отмыла, напарфюмерила, оказался справный мужик. И они полюбили друг друга. Но они поссорились, и он ушел. Потом было много всего, страсти-мордасти, ее убить хотели, это бывший муж подстроил, трупы ей подкидывали, но это все неважно. Представьте, девчонки, бомж этот оказался переодетым журналистом, который писал книжку про бомжей! Они встретились, поцеловались и решили писать новую книжку, про ее приключения».

Так или примерно так можно пересказать содержание романа «Е. Б. Ж.» Татьяны Гармаш-Роффе с подзаголовком «детектив высшего качества». Я бы писала именно такие аннотации на обложку, ей-богу: зачем грузить потенциального читателя интригой, надо рассказать, «про что любовь», - и сделать классификатор по архетипу (здесь - красавица и чудовище). Раньше писательница звалась Татьяной Светловой и внесла в русскую литературу вклад в размере дюжины романов. Книга заинтересовала меня новым межсословным союзом: инфантильная, но матереющая в борьбе нимфа и журналист-погруженец а-ля Гюнтер Вальраф. Ведь самое интересное в женском романе - кто с кем. Какие классы и прослойки идут навстречу друг другу, сбивая барьеры?

II.

Женский детектив - самый женский роман, ударение на «роман»; собственно женские «мелодрамы» - практически нечитаемы. Не потому, что мы какие-то снобы поганые (мы, напротив, добросовестные потребители), но потому что уже на десятой, максимум двадцатой странице книга беспощадно распахивается во всей своей, так сказать, полноте пустоты. Два притопа, три прихлопа, сиськи, шуточки, объятья, фата.

Нужны какие-то сверхчеловеческие силы, чтобы дочитать, например, Екатерину Вильмонт или Анну Данилову. Качественные (т. е. как минимум не косноязычные) любовные романы пишет только Анна Берсенева (Татьяна Сотникова) и писала - Анастасия Крылова (псевдоним покойной Ирины Полянской), обе - профессиональные литераторы. Александра Маринина, автор очень хороших, на мой взгляд, детективов, переквалифицировалась и стала писать очень плохие семейные саги, мутные и тяжелые, с тоскливыми вымученными финалами, - однако, к ее чести, не изменила своей социальной группе, по-прежнему отдавая симпатии «не вписавшимся в рынок» интеллигентам.