Перед уходом я рассказал ему, в каких стесненных условиях мы живем у дяди - пятеро в комнате в 9 кв. м. А на землянку, которую мы с братом начали делать, нет ни материала, ни денег для его покупки. Василий Иванович подошел к столу, вырвал из ученической тетради лист бумаги и размашистым подчерком что-то написал. Свернул конверт-треугольник и на нем написал адрес: «Лебединцу Я. Т.» - «Передашь Лебединцу» - сказал он, передавая мне письмо. Мы распрощались, как давно знающие друг друга люди. Я вышел от него в прекрасном настроении. Я встретил доброго, замечательного человека. Он хорошо разбирался в сложившейся ситуации, и в своей работе поступал не как велит закон, а как подскажет доброе сердце. Он был одним из добрейших людей, я знал, что долго он не продержится на этой работе. И действительно, вскоре, по собственному желанию, он перешел работать директором в ремесленное училище № 19.
Я спрыгнул на ходу с «кукушки» у стрелки, отводящей путь на нашу лесопилку. Прошел покосившиеся ворота, иду по узкоколейке и вижу - мне навстречу идет сам! - Лебединец. Лицо его выражало полное недоумение. Он, видимо, полагал, что я уже никогда не вернусь из милиции, как не вернулся мой отец в октябре 1941 года (тоже вызванный в милицию). Подавляя свое негодование, он поздоровался со мной и даже спросил: «Ну как твои дела?». В ответ я подал ему письмо - маленький треугольник. Содержание его я знал уже наизусть. Там было следующее: «Яков Тимофеевич! Выдайте Кузнецову Ивану Ивановичу строительного горбыля на постройку землянки в количестве четырех кубометров. Выдать за счет предприятия». И подпись: «Дергачев». Увидев все это, его глаза стали почему-то квадратными. Пересилив свою ненависть, он произнес: «Ну что ж, отбирай».
Мужики, друзья по работе, помогли мне отобрать добротный горбыль и бросили в тележку штук 20 обрезных досок «сороковки» (на полы). Так мы с Григорием закончили строительство землянки. Она получилась на диво хорошей. На метр мы утопили ее в землю и на полтора метра она возвышалась над землей. Конечно, как и подобает, проложили гидроизоляцию из рубероида. Позднее соседи назвали ее, смеха ради, Зимним дворцом. Всю площадь землянки мы поделили на комнату 14 кв. м. и прихожую 3 кв. м. По всем правилам сложили из кирпичей двухконфорочную плиту, сделали две двуспальные кровати, смастерили стол. Изнутри стены обшили 3-х мм фанерой и покрасили в небесный цвет, включили свет, который заполнил не только наш маленький домик, но и проник в наши исстрадавшиеся души, отчего стало радостно и тепло. Наконец-то мы приобрели свой дом, наконец-то разгрузили комнату дяди Семена - добрейшего человека, даже намеком не упрекнувшего нас за все прожитые у него месяцы. У нас свой дом, своя крыша над головой, есть куда придти укрыться от непогоды. Это счастье - иметь свой угол.
В 1947 году мы семьей - мама, я, Григорий и Дмитрий - въехали в свою обитель. Я работал все лето допоздна. Остаток ночи проводил с Катей в ее заветном сарайчике, пропитанном запахом коровьего навоза. Она взяла отпуск, и все последнее время мы проводили с ней вместе.
Еще до строительства землянки я обратился к прокурору Павлово-Посадского района с просьбой вернуть нам комнату 15 кв. м (в которой, кстати, жили Моченины, не выезжавшие в войну на родину). От прокурора я получил ответ следующего содержания: «На ваш запрос отвечаю: поскольку комната числилась за Вашим отцом, а Ваш отец, Кузнецов Иван Дмитриевич, репрессирован органами МГБ - в просьбе отказать» и подпись: «Прокурор Павлово-Посадского района, юрист I класса - Лавриков»…
* ДУМЫ *
Дмитрий Ольшанский
Пусть сильнее грянет буря
I.