Александр Морозов:’Он любил Россию своей,http://media-cdn.list.ly/production/190614/2741790/2741790-alieksandr-morozov-on-liubil-rossiiu-svoiei_600px.png?ver=4364289054,https://www.facebook.com/russkayazhizn/posts/615573298786300,”Александр Морозов:’Он любил Россию своей острой простой армейской любовью и не мог смириться с тем, что ‘мать валяется пьяная в канаве’ (говоря словами Розанова). как и многие, я читал Бабченко в ЖЖ десять лет назад и уже тогда хорошо видел, что при всей критичности взгляда, он был чрезвычайно патриотичен. И позже, когда он бесконечно повторял, что ‘родина бросит тебя, сынок’ и все подобное, включая ‘танк абрамс’, на котором он когда-нибудь приедет, и когда слал насмешливые инвективы бессильному обществу, которое он, как ему казалось, покинул – было ясно, что пишет это не равнодушный ‘полемист’, а человек ‘болеющий Россией’. Весь стиль и пафос его насмешки над Россией были следствием его патриотизма. Понятно, что мы все любим свою страну. Но с разной степенью туго натянутого жгута – у Бабченко это была очень короткая дистанция, очень резонирующая, нервная. Я понимал, что он хотел бы ‘служить России’. И что он постоянно обращался к России – как к матери (поэтому и ‘сынок’). И он, конечно, не был либералом по взглядам, а просто в каждом случае хотел быть справедливым и честным без какого-то специального идейного основания – и поэтому всегда высказывался в поддержку слабых, жертв насилия, преследуемых. Очевидно, что он просто очень остро пережил и неудачу протеста 2011-2012 гг., и затем российское вмешательство в Майдан, и судьбы крымских татар. Он смотрел на это не с ‘политической’ точки зрения, а, если сравнивать, то как Высоцкий, примерно, как Шукшин, т.е. с позиций ‘мужицкой честности’. Такой голос, как у него, можно ясно услышать, читая, например, отчеты КГБ СССР в 1968 году о высказываниях некоторых советских офицеров по поводу Чехословакии – верные присяге, они осуждали вторжение и ‘переживали’. И как всякий ‘старшина запаса’ Бабченко долго сторонился всякой ‘общественности’, считая, видимо, что ‘там его не поймут’. Он любил Россию своей острой простой армейской любовью и не мог смириться с тем, что ‘мать валяется пьяная в канаве’ (говоря словами Розанова). И его убили люди – несомненно русские, других тут нет, – которые в своей догматической, холодной, сектантской глухоте даже не в состоянии услышать – у них просто нет этих мембран, рецепторов – насколько острый диалог вел Бабченко сам с собой о своем чувстве к России. Они его убили, считая, что мстят ему за слова. Это просто слепые кроты, они не понимают, что они убивают Высоцкого, Бодрова, Башлачева – и всю эту боль, которая выхлестывалась в таких людях. Русские, которые это сделали – просто полностью потеряли всякое представление о самих себе, о своей традиции, они бы и Лескова застрелили в спину, и Гоголя... Это все страшно. И эти убийцы – это явное свидетельство ‘беспочвенности’, новой русской беспочвенности. (Про ту ‘старую беспочвенность’ мы все знаем из расстрелов друг друга в другие периоды).”,””
Павел Каныгин:’За 18 лет «невыгодных,http://media-cdn.list.ly/production/190614/2741708/2741708-paviel-kanyghin-za-18-liet-nievyghodnykh_600px.png?ver=8020872998,https://www.facebook.com/russkayazhizn/posts/615568615453435,”Павел Каныгин:’За 18 лет «невыгодных Путину убийств» не найден заказчик ни по одному громкому делу, а отговорки все такие же дешевые. Произошедшее – это сигнал, как пишет один известный говнюк из Комсомольской правды, всем, кто уехал и думал, что обеспечил себе тем самым безопасность. Наверное, говнюк прав. Только это не просто сигнал. Это террористический акт в отношении журналистского сообщества и России, и Украины. Выбрав самого искреннего, громкого и смелого, того, кто на виду, убийцы атаковали всех нас. Если можем достать дерзкого остряка Бабченко в киевском подъезде, подумайте, что можем сделать с вами остальными, говорят убийцы. От него всегда исходили спокойствие, уверенность. На Майдане мы вместе карабкались по баррикадам, ходили вдвоём на нейтралку и я, ещё неопытный в этих делах, чувствовал, что с ним-то я в безопасности. И только потом я понял, что за спокойствием и уверенностью было на самом деле нечто другое – принятие неизбежного хода жизни, глубокое сочувствие к ней: надо делать что считаешь правильным, а дальше будь что будет. Честный талантливый бесстрашный весёлый, таким и останешься, братец.”,””