Русская жизнь-цитаты 14-21.02.2022

Facebook,"в ссср были уничтожены структуры социальности (на разных уровнях: межличностное доверие, групповая солидарность и автономия). Официальная солидарность была маской, лживой декорацией. На днях наткнулся на замечательную иллюстрацию этого в «Моих показаниях» Анатолия Марченко - последнего убитого в Союзе политического узника. Книга Марченко очень хороша, он проницательный наблюдатель и нашёл точную перспективу для рассказа о лагере. Тут и про истоки нашего отношения к выборам, и про истоки пыток. Фрагмент - из главки «И у нас все, как на воле»: В бараке полно народу, согнали всех, кого смогли. За столом - президиум, председатель ведёт общее собрание отряда. В президиуме заключённые, рядом с ними начальники отряда. Демократия! На повестке дня - выборы в совет коллектива. У кого есть предложения?  Поднимается какой-нибудь зек и зачитывает список - собравшиеся надевают ещё один хомут себе на шею, начальству в помощь, и расходятся по своим делам. Зато быстро. Другой раз - новое поветрие: выбирают и выдвигают по одному с «обсуждением» кандидатур. Тот же «свой» зек поднимается: ⁃ Я предлагаю Иванова. Все мы знаем его как примерного производственника примерного поведения. Он активно участвует в жизни коллектива (не лагеря - на собрании такие слова не произносятся, у нас просто дружный коллектив), он участник художественной самодеятельности. О Сидорове, Петрове говорится буквально то же самое, теми же словами, разве что вместо художественностей самодеятельности поминается стенгазета […]. И хоть мы все знаем, что он был полицаем, осуждён за кровавые преступления, все равно голосуем «за», лишь бы поскорее отделаться.  Почему так? Очень просто. Ведь на самом деле кандидатуры предлагают не зеки, а администрация через своих, заранее подготовленных людей. Хочешь не хочешь - начальство все равно настоит на своём, и в совете будут те, кто нужен начальству. Несколько раз бывало так, что машину голосования заедало, зеки отказывались голосовать за последнего подонка. Тогда поднимался отрядный. ⁃ Вот вы, почему отказываетесь голосовать за нашего активиста? - обращается он к кому-то из строптивых. ⁃ Да он стукач, подонок, пробы негде ставить! ⁃ Все равно не будет по вашему, а будет по-моему! - отвечает откровенный отрядный.  И он затягивает собрание до бесконечности, пока не выберут того, кого он наметил. Да и не все ли равно, кого выбрать в этот совет? Никогда он не сможет действовать по своей воле, пойти против решения администрации, не выполнить ее требований; он действует под ее контролем, и администрация всегда вправе распустить неугодный ей совет или вывести любого зека из его состава. Так что эта организация - даже не видимость самоуправления, тут даже и видимости никакой нет. Все знают, что совет коллектива отряда или лагеря - это просто послушное орудие, дубинка в руках начальства, и с помощью этой дубинки начальство расправляется с любым заключённым будто бы по воле других заключённых. Может быть, на кого-нибудь вне лагеря это и производит впечатление: мол, сами заключённые могут потребовать наказания своего товарища. В зоне же все знают, что это значит.  Находятся среди нас идеалисты, которые говорят: «Вот, сами выбираем подонков, а потом жалуемся. Надо, чтобы в совете были порядочные люди» - и соглашаются войти в совет. Иногда администрация не возражает против таких кандидатур; все равно совет будет выполнять ее волю, зато зеки не смогут колоть глаза тем, что «в нашем совете одни стукачи и полицаи». Чем это кончается? Как всегда, крахом идеалистов: либо они сами под любым предлогом выходят из совета, либо их выводят из него. Уж очень незавидная функция у этого органа. Любое его решение бьет по заключённым - по всем вместе или по кому-нибудь отдельно. То принимается решение в нерабочее время отремонтировать бараки - значит, отработал свои восемь часов принудиловки, а в «свободное» время строй тюрьму для себя и для других таких же, как ты сам. То обсуждают и осуждают чьё-то поведение, заставляют человека работать сверх сил, зная, что он болен, не в состоянии выполнить норму. И ведь чем кончается такое обсуждение?! «Просить администрацию лишить такого-то заключённого ларька, посылки, перевести на пониженную норму питания, водворить в штрафной изолятор». Когда это делают тюремщики, ещё понятно, но кто из заключённых согласится обречь товарища на голод - конечно, только последняя сволочь! Вот и получилось: в совет коллектива входили на самом деле почти только одни бывшие полицаи. Раньше сотрудничали с фашистами, теперь - с администрацией нашего лагеря для политзаключённых. Ведь им-то все равно, лишь бы сносно прожить да поскорее освободиться. Они и на воле устроятся лучше прочих - выйдут с хорошей характеристикой, им все организации помогут, они оглядятся, приспособятся и заживут. Ещё и в мелкие начальники успеют выбиться.  Когда отрядному говоришь: «Смотрите, кто с вами сотрудничает!» - он начинает вертеться, как угорь на сковородке; действительно, неудобно. Мы, правда, не обо всех членах совета знали, за что они осуждены (да и не стали бы интересоваться этим, если б они вели себя порядочно!). Но вот приезжает суд пересматривать дела 25-летников, снижают им срок, «заслужили». Эти заседания суда происходят открыто. Тут-то и выясняется, что один активист сотрудничал с фашистами, другой был карателем, у третьего тоже что-нибудь в этом роде. Вот так случайно и я узнал, что наш председатель совета коллектива был активистом в одном из фашистских лагерей смерти. На суде он расплакался: «Я ничего плохого не делал, я только открывал и закрывал двери крематория». […]",Facebook,https://www.facebook.com/bgrozovski/posts/4900766699971129,2022-02-17 05:52:17 -0500