Русская жизнь-цитаты 14-21.04.2022

Facebook,"Сеанс черной магии.  У Томаса Манна есть новелла ""Марио и волшебник"", которую полезно вспомнить сегодня, ибо она рассказывает, как изощренными фокусами можно гипнотически подчинить жаждущую зрелищ толпу. Новелла написана в 1929 г., когда Италия, ведомая Муссолини, уже вставала с колен, мечтая возродить мощь и славу Римской империи, а Гитлер ""зажигал"" в Германии, поднимая с колен немцев, оскорбленных итогами Первой мировой и Версальским миром. Т. Манн пытается понять, как действует это расчетливое душеедство на целые народы, обещая им величие и обрекая на историческую катастрофу.  Волшебника зовут Чиполла; этот бродячий фокусник появляется в итальянском курортном городке под конец сезона. ""Мужчина неопределенного возраста … с резко очерченным, осунувшимся лицом, колючими глазами, поджатым морщинистым ртом … он был одет в элегантный, но причудливый вечерний костюм"".  Чиполла — горбун, но он сполна компенсирует свой комплекс неполноценности, покоряя публику неотразимыми чарами. При этом Чиполла не просто иллюзионист, но патриот, он защищает честь своего отечества от иностранцев и национал-предателей.  Хотя маг вызывает лишь омерзение, Т. Манн не скрывает, что между ним и публикой возникает загадочная связь, что в основе иллюзии — не просто обман, но глубокая взаимная эмпатия, даже можно сказать, симпсихоз (душевный симбиоз). В чем сила волшебника? Ворожит он — или сам заворожен? Манипулятор — или сомнамбула?  Читает ли он мысли зрителей — или сам их внушает? Чиполла, ""как в трансе, направляем и влеком общей тайной волей всего зала"". И тут Т. Манн подходит к разгадке власти этого фюрера-фигляра: он составляет одно энергетическое целое с толпой, он послушно заряжается ее волей и вместе с тем деспотически навязывает ей свою. Эти волевые импульсы образуют замкнутый круг, разорвать который практически невозможно. ""Теперь пассивной, воспринимающей, повинующейся стороной является он, собственная его воля выключена, он лишь, выполняет безмолвную, разлитую в воздухе общую волю собравшихся, тогда как до сих пар лишь он один хотел и повелевал; но Чиполла подчеркивал, что это, по существу, одно и то же. ...Кто умеет повиноваться, тот умеет и повелевать и наоборот, одно понятие уже заключено в другом, неразрывно с ним связано, как неразрывно связаны вождь и народ..."" Из этой энергетической взаимоподпитки есть лишь два выхода: либо истощение перенапрягшейся воли мага, либо его устранение, разрыв его контакта с толпой.  Просвещение, доводы разума и науки могут оказаться здесь бессильными...  И вот чародей переходит к самому эффектному трюку— вызывает на сцену простого и мечтательного парня Марио, безответно влюбленного в девушку Сильвестру — и заставляет его поверить в то, что он, фокусник, и есть та самая Сильвестра.     Тяжело смотреть на Марио, который под влиянием гипноза проявляет безнадежную, ""обманом осчастливленную страсть"": ""– Сильвестра! – еле слышно прошептал он, потрясенный. <...>То была чудовищная и вместе с тем захватывающая минута.... Мы воочию увидели всю близость счастья и иллюзии... после жалкого и шутовского прикосновения губ Марио к омерзительной плоти, подставившей себя его ласке...""  Волшебник щелкнул хлыстом, и Марио очнулся — и под аплодисменты зрителей бросился по лестнице вниз. Чиполла насмешливо пожал плечами, но в этот момент Марио вдруг обернулся, поднял руку, и прозвучали два коротких выстрела. ""Чиполла схватился за стул … и через мгновение... рухнул вниз, да так и остался лежать – неподвижная беспорядочная куча одежды и кривых костей"". Всем зачарованно приникшим сегодня к телеэкранам и нашедшим там волшебное марево, как бы оно ни называлось — ""Русский мир"", ""Евразийство"", ""нацидея"", ""спецоперация"" — стоило бы вспомнить, к какой омерзительной святыне они припадают.  Булгаковский Воланд, со своим сеансом публичной магии, — это, по сути, позднейшая вариация на тему ""Марио и волшебника"". М. Булгаков начал работу над романом в том же 1929 году, когда была написана новелла. Но между Воландом и Чиполла  — огромная разница, отчасти определяющая и столь разные судьбы двух тоталитаризмов, российского и европейского. Булгаков романтизирует Сатану, а попутно и демонизирует Мастера и его подругу, которые как бы оказываются частью его свиты. Причем Булгаков не единственный из больших художников поддался соблазну политической магии. У Б. Пастернака тогда же выразилось сходное влечение к вождю, который в Кремле ворожит над судьбами всей планеты, так что каждый его поступок оказывается ""ростом в шар земной"": ""И этим гением поступка /Так поглощен другой, поэт, /Что тяжелеет, словно губка, /Любою из его примет."" Стихотворение ""Мне по душе строптивый норов..."" из цикла ""Художник"" написано в 1935 г., как раз в середине работы Булгакова над романом (1929–1940).  Это своего рода поэтическая формула того, что Булгаков представил в романе как взаимное притяжение Воланда и Мастера.  Ничего подобного нет у Т. Манна. Его волшебник — пошлая карикатура, а не загадочный и величественный Сатана и не ""гений поступка"".  Манн ничуть не романтизирует волшебника, а напротив,  представляет его жалким, хотя и самонадеянным фигляром.  Такова глубокая разница в трактовке одной темы между немецким писателем — и лучшими из современных ему российских, которые  наделяли  своего отечественного мага чертами исторического величия.  Видимо, даже самым закоренелым индивидуалистам не дано выйти из круга архаики, если она до такой степени господствует над обществом, отброшенным магией коллективного бессознательного на века назад.  Даже Надежда Мандельштам, острейший критический ум своего времени, признается в ""Воспоминаниях"": “Чем сильнее централизация, тем эффектнее чудо. Мы радовались чудесам и принимали их с чистосердечием восточной, а может, даже ассирийской черни"". Видели ""строптивый норов артиста в силе"", чуяли присутствие Сатаны и запах серы, — а тем не менее поддавались его чарам.  Не потому ли Россия и сегодня продолжает зачарованно созерцать очередной сеанс того же гипноза и черной магии?   Между тем Томас Манн еще в ""Докторе Фаустусе"" (1943-47) подвел итог самоубийственному гипнозу своего народа: “Наша тысячелетняя история дошла до абсурда, показала себя несостоятельной, давно уже шла она ложным путем, и вот сорвалась в ничто, в отчаяние, в беспримерную катастрофу, в кромешную тьму, где пляшут языки адского пламени...""",Facebook,https://www.facebook.com/mikhail.epstein/posts/10160023075527722,2022-04-19 02:33:24 -0400