Русская жизнь-цитаты 20-30.11.2024

За одно только чтение вслух запрещенного письма Белинского – Гоголю (с намерением распространить его) отставной инженер-поручик Федор Достоевский, 26 лет, был приговорен военным судом к «расстрелянию». И только лишь по воле императора Николая I, держателя всего и вся, казнь была заменена инсценировкой расстрела и ссылкой на 4 года в Сибирь на каторгу, а потом – бессрочно, службой рядовым, с полным лишением всех прав состояния и имущества. Он был настолько ничто, что государство желало расстрелять его. Дело было так: 22 декабря 1849 г., разбудили, подняли в 8 утра, вывезли на плац - их было 21 «петрашевцев», - медленно и внятно зачитали приговор – «расстреляние», и при большом стечении народа, там были тысячи людей (3000), первых трех из них, партию №1, привязали к столбам в белых саванах и белых колпаках. На плаце был смертельный холод, Петербург в красноватой дымке, мороз, они - полураздеты, декабрь. Шестым по счету стоял Достоевский, в партии на расстрел №2, за несколько минут до смерти, пока перестреляют, снимут и уложат в повозки первых. Всё шло, как предписано: барабанный бой, солдаты, прицел – и вдруг «Отставить!». Сценарий был разработан тщательно, взят на бумагу, высочайше утвержден - многотысячной инсценировки, с войсками, кому и где стоять, когда нажать на тормоза, - зрелище почти смерти, когда никто не знает, что будет прощен. Чтобы помнили! Чтобы никто больше не посмел - никогда! «Брат, любезный друг мой! ...Сегодня 22 декабря нас отвезли на Семеновский плац. Там всем нам прочли смертный приговор, дали приложиться к кресту, переломили над головою шпаги и устроили наш предсмертный туалет (белые рубахи). Затем троих поставили к столбу для исполнения казни. Я стоял шестым, вызывали по трое, следовательно, я был во второй очереди и жить мне оставалось не более минуты. Я вспомнил тебя, брат, всех твоих; в последнюю минуту ты, только один ты, был в уме моем, я тут только узнал, как люблю тебя, брат мой милый! … Наконец ударили отбой, привязанных к столбу привели назад, и нам прочли, что Его Императорское Величество дарует нам жизнь» (Ф. Достоевский, письмо М. Достоевскому из Петропавловской крепости, 22 декабря 1849 г., Т. 28. С. 161 -162). Спасибо императору! Он дал нам жизнь! «Мы, петрашевцы, стояли на эшафоте и выслушивали наш приговор без малейшего раскаяния… В ту минуту, если не всякий, то, по крайней мере, чрезвычайное большинство из нас почло бы за бесчестье отречься от своих убеждений… Приговор смертной казни расстреляньем, прочтенный нам всем предварительно, прочтен был вовсе не в шутку; почти все приговоренные были уверены, что он будет исполнен, и вынесли, по крайней мере, десять ужасных, безмерно страшных минут ожидания смерти. В эти последние минуты некоторые из нас…, инстинктивно углубляясь в себя и проверяя мгновенно всю свою, столь юную еще жизнь, может быть, и раскаивались в иных тяжелых делах своих… но то дело, за которое нас осудили, те мысли, те понятия, которые владели нашим духом, представлялись нам не только не требующими раскаяния, но даже чем-то нас очищающим, мученичеством, за которое многое нам простится!» (Ф. Достоевский. «Дневник писателя. 1873»). Они не раскаивались. Они, если переменили взгляды, то потом. Они были готовы умереть за них. Что ставит еще раз вопрос о природе власти, когда один только человек, один всего лишь один, может сам, своей волей предать смерти или превратить в ничтожнейшее состояние другого человека за одно только письмо, читаемое на квартире, пусть даже «наполненное дерзкими выражениями против православной церкви и верховной власти» (заключение Генерал-Аудиториата 19 декабря 1849 г.).

  Яков Миркин - За одно только чтение вслух запрещенного письма... | Facebook

November 27, 2024 02:16

Елена Иваницкая - Обзор-946. Погасеты – Западные колонизаторы... | Facebook