Русская жизнь-цитаты-апрель-2017

Феномен Путина, на мой взгляд, получил столь мощную «раскрутку» по двум причинам. С одной стороны, российский президент создал своего рода параллельную пропагандистскую реальность, в которой его задачей является приписывание самому себе влияния на максимально возможное число событий — причем неважно, со знаком плюс или минус. Эта система отлаживалась годами, и работает безотказно, а с относительно недавних пор в нее оказались поневоле вовлечены даже активные противники Путина. Самые либеральные западные издания и телеканалы ежедневно и ежечасно увели­чивают рейтинг российского лидера, упоминая его в том или ином контек­сте — и тем самым выводя его в «самые влиятельные люди» на планете. А ес­ли человек действительно является самым влиятельным — то, значит, он и влияет на все происходящее, нужно только внимательнее присмотреться к последствиям и результатам такого влияния.

С другой стороны, и это даже более важно, феномен Путина стал идеальным оправданием для массы неудачников по всему миру. Действительно, если не признавать за российским лидером качеств сверхчеловека, разве можно объяснить, почему в дни захвата того же Крыма и на первом этапе переворота на Донбассе почти ни один украинский военный не попытался оказать мятежникам сопротив­ление? Конечно, коварный замысел Путина очень подходит для объясне­ния феномена сдачи Европы мигрантам, когда они тысячами пе­ресекали якобы хорошо охраняемые границы — иначе придется объяснять, почему их пропустили. Безусловно, приятнее не выставлять свою кандидатуру на выборах, как это делает Франсуа Олланд, чтобы не конкурировать с «куп­ленной Путиным проходимкой», чем задуматься о результатах собственного правления, когда французы гибнут на улицах своих городов чуть ли не ча­ще, чем когда-то в Алжире. И, разумеется, проще заявить, что партия Ф. Рузвельта и Дж. Кеннеди разбита из-за «русского вмешательства», а не потому, что вопреки любой логике вытащила в финал дискредитированную кандидатку, вместо того, чтобы противопоставить одному «антисистемщику» другого: Дональду Трампу Берни Сандерса, например.

Иначе говоря, я полагаю, что Владимир Путин — это в значительной мере медийный и идеологический феномен, представление которого в виде великого, мудрого и могущественного деятеля выгодно практически в равной сте­пени как ему самому, так и всем политическим импотентам, на которых столь богата современная жизнь (я не говорю уже о том, как молятся на него те, кто обещает сделать Америку, Грецию, Венгрию, Францию [далее по списку] сно­ва великими). Путин — это человек, который нужен всем, и именно в этом (а вовсе не в реальных возможностях) и заключен секрет его популярности и влияния. Он не так многого добивается, сколько при­писывает себе то, что произошло бы и без всякого его участия (тут невольно вспоминается старая советская речевка: «прошла весна, настало лето — спа­сибо партии за это»), и делает это безусловно чрезвычайно талантливо.

http://intersectionproject.eu/ru/article/politics/chelovek-kotoryy-nuzhen-vsem

Александр Генис:”Взявшись за э-книгу, подключенную к Всемирной сети, я осуществил свою детскую мечту: поселиться в Александрийской библиотеке, не выходя из дома. В наши тучные дни, когда у каждого под рукой оцифрованная цивилизация, читатель обречен страдать от всеядности. Информационное изобилие оглушительно и рискованно, как выигрыш в лотерею. Получив больше, чем просили и надеялись, мы стали обладателями книг с бесконечными комментариями.

Для меня электронное чтение оборачивается борхесианской фантасмагорией: одна книга заменяет все и никогда не кончается. Как калека на лестнице, я останавливаюсь на каждой ступеньке и запинаюсь на всяком абзаце. Дойдя до имени собственного, я изучаю его биографию, географическое название побуждает к путешествию по карте, дата провоцирует исторические изыскания. Я разглядываю упомянутые пейзажи и картины, слушаю ту же музыку, что и герои, и изучаю всю подноготную описываемых событий.

Такое — горизонтальное — чтение поднимает читателя над книгой, позволяет развернуть ее в пространстве и времени, сравняться с автором и даже превзойти его. Если быстрое чтение знакомит с книгой, а медленное — с автором, то энциклопедический подход срывает покрова с самой реальности, послужившей писателю исходным материалом.

Давным-давно, когда Бродский был еще жив и писал постоянно усложнявшиеся стихи, я решил понять их, прочитав то же, что он, — или хотя бы тех, кого он упоминал. Это оказалось увлекательным и выполнимым занятием, потому что поэт обладал прекрасным вкусом и знал латынь не лучше меня.

Только достигнув своей цели, я обнаружил предел углубления текста и расширения контекста. Распутывая каждую нить, мы, как Пенелопа, распускаем сотканное автором, возвращая на места все то, что он взыскательно отобрал. Более того, обгоняя его с помощью заемной эрудиции интернета, мы добавляем в книгу и то, чего она не могла или не хотела знать.

— Лишнее, — говорил Ницше, — враг необходимого, а отличное, — добавлял он же, — соперник хорошего.