Русская жизнь-цитаты-апрель-2017

Иван Давыдов:”любить раскрашенный в цвета триколора совок и даже, при случае, умирать за него, зовут не прекраснодушные идеалисты, а банальные воры с яхтами, коллекциями кроссовок, дворцами и виллами. Заставить детей потреблять эту мертвечину мудрено, сколько не выделяй денег на “правильную молодежную политику”.

у государственников есть повод беспокоиться по поводу очередного потерянного поколения. Школьники (“школота”, как принято с необъяснимым и неоправданным снобизмом выражаться), действительно ускользают от государственного давления. Государство претендует на тотальность. Рвется контролировать мысли, сажает за репосты в социальных сетях, бьет население по головам телевизионной пропагандой не хуже, чем ОМОН дубинками. Лезет с нелепыми запретами в интернет. Приходит и в школы — с “уроками патриотизма”, Юнармией, и перспективой штурмовать точную копию Рейхстага. Это не шутка, это идея министра обороны Сергея Шойгу, и точную копию Рейхстага уже строят. С сусально-елейным образом прошлого, с запретом на критику любых авторитетов, и с желанием забраться в головы детям поглубже — новый министр образования Ольга Васильева не раз уже говорила в интервью, что надо расширять спектр инструментов для патриотического воспитания и морально-нравственной работы с детьми. Цитирую приблизительно, по памяти, но как-то так чиновники и выражаются.

И все это — мимо цели. Телевизор с бесконечными пропагандистскими передачами — сразу мимо, дети его просто не смотрят. Пропаганда работает, она эффективна, президент действительно популярен, внешнеполитические авантюры вызывают необъяснимый восторг, но все это — в мире взрослых. В мире, если называть вещи своими именами, советских людей, где практики потребления информации застыли на уровне ранних девяностых, если не поздних семидесятых. Попытка привить советские методы воспитания к российской действительности (а какими еще методами могут оперировать советские люди?), также заведомо обречена на провал. Весь этот казенный, насильственно насаждаемый ура-патриотизм вкупе с милитаризацией сознания могут вызвать, и, видимо, вызывают только ненависть и отторжение.

Государству, взявшему сознательный курс на архаизацию, нечего предложить молодежи кроме “патриотизма”, сводящегося к верноподданническим восторгам, и военизированных объединений, готовящих “инвалидов и ветеранов будущих войн за рубежом”. Или не за рубежом.

На поле идеологий у государства нет ничего, кроме раскрашенного в цвета триколора совка. И эта идеология — лживая вдвойне, потому что любить раскрашенный в цвета триколора совок и даже, при случае, умирать за него, зовут не прекраснодушные идеалисты, а банальные воры с яхтами, коллекциями кроссовок, дворцами и виллами. Заставить детей потреблять эту мертвечину мудрено, сколько не выделяй денег на “правильную молодежную политику”.

Одна из вечных тем, способных запустить дискуссию недели этак на две, — можно ли бить детей. Так вот, детей бить нельзя. И государство, бросившее, не задумавшись, ОМОН на столичную молодежь, будет еще иметь случай в верности этой максимы убедиться. Потому что обиды в этом возрасте — острее, и забыть их тяжело. Они и не забудут, вот увидите.

https://www.opendemocracy.net/od-russia/ivan-davydov/novye-deti

Ольга Седакова:”Общество, разорвавшее связь со своими умершими, не погребающее их, не совершающее по ним траур, не хранящее их память, — уже не человеческое общество. Умершие, которым не оказаны погребальные почести, как мы знаем из древнейших памятников, остаются «не до конца умершими», они не «уходят» из мира живых, превращаясь в жутких и мстительных призраков

описать часть этого общего «уничтожения реальности», задуманного и практикуемого властью. Уничтожение памяти умерших, лишение их погребения — и даже самого факта смерти. Масштабы и последствия этого фантастического предприятия трудно вообразить. Политическая власть претендовала на власть над всем мирозданием, над жизнью и смертью. Ей мало было физически уничтожить неугодных, пресечь их существование. Она хотела сделать так, как будто этих убитых людей и вообще не было на свете. Она требовала их полной аннигиляции. Мы должны признать, что люди подчинились этому приказу. Они — за редчайшими, редчайшими исключениями — как бы дали «подписку о неразглашении». То, что на языке императорского Рима называлось damnatio memoriae (акт власти), на советском языке называлось «подписка о неразглашении» (акт подчиненных). Все население как бы дало эту подписку — не разглашать известный им факт смерти миллионов, да и самый факт их жизни.