Русская жизнь-цитаты-декабрь 2019

«Дом правительства» АСТ: Corpus, 2019Книга русско-американского историка Юрия Слезкина вышла на английском в 2017 году — аккурат к 100-летней годовщине революции. Русская версия добралась до родины автора только через два года — все потому, что он, по сути, переписал текст. Эта огромная работа, посвященная обитателям Дома на набережной, оказалась тут в двусмысленном положении: лежащая в ее основе привлекательная и очень спорная концепция «большевики — это милленаристская секта» послужила хорошей вывеской для потенциальных покупателей, но что-то подсказывает, что слезкинский волюм осел на полках, как сказали бы в пушкинские времена, неразрезанным. Между тем «Дом правительства» написан скорее прозаиком, а не кабинетным ученым; скрупулезно подобранный материал выстроен абсолютно в романной логике, и упомянутые в аннотации Толстой и Гроссман — лишь две великие тени, которые тревожит автор. Во многом это трибьют Юрию Трифонову — недооцененному писателю, осмыслявшему советскую систему изнутри, с позиции наследника красной аристократии, почти целиком истребленной в конце 30-х. Россия готовится перейти в 2020-е, не доспорив про Гражданскую войну и всемирно-историческое значение Октября, и, может статься, книга Слезкина окажется одним из текстов, которые помогут если не примириться с историей XX века, то увидеть ее во всей пугающей и захватывающей сложности.

Мария Степанова

«Памяти памяти» Новое издательство, 20172010-е, помимо прочего, ознаменовались серией переводов крупнейшего немецкого писателя конца XX — начала XXI века В. Г. Зебальда, и поэт была одним из главных его энтузиастов. Ее собственная книга — роман, эссе, автофикшн, опыт семейной истории — одновременно продолжает вдумчивую зебальдовскую работу со временем и памятью и уходит немного в сторону, обращаясь сразу к нескольким интеллектуальным традициям. Это очень европейский текст, который не желает топтаться между родимыми осинками, несмотря на всю к ним нежность; автор — безо всякого, однако, гонора — стремится на равных вступить в разговор с влиятельными мертвецами, цитируя не кумиров, но, как сказал бы скончавшийся в 2018 году Олег Юрьев, «сотоварищей по выживанию». Дерзость ума и стилистический блеск произвели довольно ошеломительный эффект: стало понятно, что в русской литературе буквально на наших глазах появился шедевр и что его способны оценить даже те институции, которые мы привыкли ругать за робость и косность. «Памяти памяти» принесла Степановой «Большую книгу», и это, пожалуй, самое смелое и самое бесспорное решение жюри за десятилетие, лучше не было.

Именно «Лавр» — эпическая и

одновременно интимная книга про средневекового знахаря, полная неслучайных анахронизмов (отсюда авторское жанровое определение «неисторический роман»), — составила ученому славу русского Умберто Эко; занимающийся довольно узкой темой исследователь неожиданно для себя самого превращается в известного на всю страну беллетриста. Дело тут, вероятно, в том, что проза Водолазкина — традиционная, но с различимым модернистским смещением — оказалась созвучна настроениям читающей публики первой половины 2010-х: он предложил комфортную, но не архаичную модель письма, соединив условно интеллектуальность и эмоциональность, разум и чувства.

Кто как, а Владимир Сорокин

въехал в 2010-е на дрожках, запряженных маленькими, размером с куропатку лошадьми. «Метель» играет с топосом «закружились бесы разны»: описывая, как в недалеком будущем доктор Гарин везет в деревню вакцину от загадочного боливийского вируса, автор кивает гениям прошлого — в первую очередь Пушкину (заложившему основу этого сюжета в отечественной классике), Толстому (опубликовавшему в 1895-м «Хозяина и работника») и Булгакову (развивавшему тему врача-подвижника в провинции в «Записках юного врача»), — но это, конечно, не только почтительный книксен. «Метель» — важная часть оригинальной сорокинской мультивселенной, которая была начата еще «Голубым салом»; текст про ползучую китаизацию «неведомых равнин»; еще один разбор-разлом традиционной сюжетной схемы русской литературы

Список чтения: 10 главных русских книг 2010-х

От «Метели» Сорокина до «Дома правительства» Слезкина

Путин, что Константин Эрнст к

спорту охладели, зато история их прям ошарашила. Один теперь напал на Польшу, второй разоблачает декабристов. Кроме достославного 'Союза спасения', в который Эрнст вложил деньги, душу и жену, он еще и просвещает на родном канале - сейчас идет инфоразвлекательное про бунтовщиков и безобразников. Декабристы были бестолочи, растратчики, с жиру бесились, в тюрьме ели булочки и апельсины, влажную уборку им в камерах делали каждый день, и белье меняли регулярно. А они даже родного языка не знали!

Олег Сенцов —