Участковый-капитан хоть и местный, но почему-то мнется поодаль от остальных. Так же, как и докторша в белом халате с бутылкой минеральной воды в руках. Духовой оркестр, мужички в пыльных спортивных костюмах, время от времени заводят Шопена, но обрывают на половине, для другой половины нет нот. Рабочие без особых эмоций обсуждают, что у кого оторвало и кому теперь придется чинить пароконтактный сборник.
Пароконтактный сборник - это горизонтальный цилиндрический сосуд на двух опорах с патрубками (собственно, он и взорвался). Через один патрубок от котла поступает пар, через остальные пар распределяется по трубам между цехами. Аварийных клапанов на пароконтактном сборнике не было. Ну и заглушки, как справедливо написано в пресс-релизе, поставлены двадцать лет назад, и вообще странно, почему они выдержали так долго. Впрочем, про старые заглушки в пресс-релизе написали сгоряча. Созданная на заводе комиссия (директор, начальник ТЭЦ и инженер по технике безопасности) уже сделала предварительный вывод: котел взорвался из-за того, что бригада слесарей в составе Прибыткова, Пыхова и Коростылева нарушила правила техники безопасности. Этот факт комиссия оценила как вдвойне ужасный, поскольку все трое расписывались в журнале инструктажа, то есть знали, что правила нарушать нельзя (кстати, накануне в доме Пыховых Юра рассказывал мне, как он после армии пришел работать на сахарный завод, отметив с утра трудоустройство - разумеется, свекловичным самогоном, - и ничего, прошел инструктаж и расписался в журнале, все нормально).
О предварительном выводе комиссии рабочим уже объявили, и рабочие в ответ на мое «Кто виноват?» равнодушно показывают на гробы. «Вот те, что там лежат, они и виноваты». Рабочие так говорят не потому, что им не жалко погибших товарищей или, допустим, они верят комиссии, а просто - ну а что тут сделаешь или скажешь? По-другому не бывает.
Мы с фотографом единственные журналисты на отпевании. Воронежская пресса готовится к Дню города, да и вообще - это только по официальной версии директор уехал в Панино, а на самом деле вроде бы в Воронеж, договариваться с кем-то. Может, и с телевидением заодно договорился, черт его знает.
VI.
Из Панина приехал батюшка, крепкий дяденька лет сорока. Речь его была выдержана скорее в светской манере. «Молитесь за них, пожалуйста. Я понимаю, что молиться будут только родные, но вы тоже молитесь. Время придет, когда мы все встретимся там, а пока пусть наши молитвы будут им милостыней».
Больше никаких речей. Батюшку перебивает тоненький, жалобный, но все равно какой-то мерзкий заводской гудок - и в память о погибших, и в том смысле, что пора работать, потому что свеклу завозят и завод надо пускать. Толпа редеет, рабочие уходят за проходную. Те, у кого смена не сейчас, тоже уходят - к «Березке». Остаются женщины, дети и представители службы безопасности.
Гробы поднимают с табуреток, и на ту, на которой только что стоял гроб с телом Ивана Коростылева, сажают его жену Катю. Когда подняли гроб, она потеряла сознание. Служба безопасности суетится, кто-то зовет врача, подбегает докторша со своей минералкой, набирает полный рот воды и брызгает в лицо Кате. Катя не реагирует, докторша лупит ее по щекам, охранники берут Катю под руки и тащат к медпункту.
Гробы заносят за здание заводоуправления, процессия топчется: куда нести дальше, непонятно, весь транспорт остался на Мира у дома Пыховых. Кто-то предлагает донести до конца улицы: «Туда еще не носили». Несут. В середине улицы процессия теснится на обочину: школьный автобус и два грузовика догнали людей.
Гробы поднимают в кузова грузовиков, родные и близкие садятся в автобус. Кабину первого грузовика открывает какая-то бабушка: «Не занято?» Сажает рядом с водителем икону Богородицы, обернутую в белое полотенце, сама карабкается в кузов.
VII.
Пыхова похоронили рядом с родителями на Петровском кладбище у федеральной трассы «Дон». Коростылева и Прибыткова - в Панине. На въезде в Панино стоит бетонный знак в виде могильного креста, в основание которого бетонными же буквами вписано название села, добро пожаловать.
Образец чернозема, в качестве эталона хранящийся в Палате мер и весов в Париже, - он как раз из Панинского района Воронежской области. То есть три слесаря, которых сначала разорвало на куски, а потом еще сварило, легли в самый лучший в мире чернозем.
Но это какое-то слабое утешение.
Алексей Крижевский
Быть спекулянтом выгоднее, чем крестьянином
I.